ANENERBE

— Чтобы закончить свою мысль относительно возможной ошибки, — продолжил математик, — почему вы решили, что Клавдия Степановна написала номер дома тринадцать, а не девятнадцать или шестнадцать? А вдруг цифра три и вовсе не три, а шесть или девять? Это для нас она три, а для Клавдии Степановны — девять! Вы понимаете? Это, конечно, мое субъективное мнение. Все что требуется — взять и проверить, либо почерк, либо дом под номером девятнадцать. Теперь ваш первый вопрос — мое мнение. Безусловно, должна быть какая-то причина уже второго визита покойной к вам. Какая именно — не знаю. Явилась-то Клавдия Степановна к вам, а не ко мне. Что касается моего появления у вас во сне, здесь, честно говоря, я несколько удивлен. В тот вечер я точно не собирался.

— Не собирались?

Алексей Митрофанович замолчал, однако ненадолго.

— Еще один эксперимент, — явно с неохотой сообщил он.

— Какой еще эксперимент?

— Ненаучный. Что-то вроде хобби — являться по ночам к бывшим приятелям без их согласия.

— Во сне?!

— У меня и без того мало времени, чтобы бегать по городу, а потом нынче все удивительно занятые люди! Только заняты они собой! Желаете возразить, поймать меня на противоречии? Нет, уважаемый Виталий Борисович, я занят проблемой, а это не одно и тоже! Вторгаться в частную жизнь я не собираюсь — скучно, да и брезгливый я, чтобы совать свой нос в чужую постель. Минуточку… руки сполосну.

Почему товарищ Шумный решился на звонок, он не знал, как и не рассчитывал услышать странное признание еще более странного знакомого.

— А вы почему не спите? Разволновались?

— Хотел с вами посоветоваться, — признался Виталий Борисович.

— Я вам верю. И не только потому, что позвонили вы ночью.

— Когда человек говорит «посоветоваться», он может вкладывать какой угодно смысл. А какой — зависит от вашего интеллекта. Он может сказать «помогите», но говорит «хочу посоветоваться», а знаете почему? Мы таким образом живем — думаем одно, а делаем другое. И совершенно непонятным образом понимаем друг друга. Я же математик, и подобный подход для меня равнозначен гибели. Я не могу пять минут мыслить согласно одной установки, а другие пять иначе. Непонятно? Чтобы решить задачу, над которой я бьюсь последние годы, мне предстоит настроить свое мышление, отказаться от прошлого опыта и научиться думать по-новому. Научиться думать честно. Сначала я полагал, что у меня не хватает знаний, потом что постоянно кто-то мешает, а потом оказалось, что мешает мне никто иной как я сам! И тут мне открылась удивительная по своей простоте и красоте формула. Универсальная формула, что лежит в основе всех других уравнений, позволяющая делать феноменальные открытия независимо от области применения. Эта формула мне приснилась, но чтобы ее записать, нужен был карандаш! Обыкновенный карандаш за десять, или сколько он сегодня стоит, копеек! Его не оказалось! Этого проклятого карандаша за десять копеек! Вы понимаете? Я был в шаге — все, что требовалось, записать! Не записал! Прошел год, два — я не мог вспомнить! Однако почему формула явилась ко мне во сне? Может быть, потому, что я часто работаю по ночам? Не знаю, не могу понять. А потом помните, я вам как-то говорил. Забыли? Ничего удивительного — мозг стирает до семидесяти процентов ненужной информации, складывает их в папочки и отправляет в темные архивы нашего подсознательного. А говорил я вам, Виталий Борисович, о том, что открытия, сделанные во сне, вам не принадлежат. Не ваши это открытия. Вы, как дудочка, через которую дунул музыкант, исполнив произведение не менее талантливого композитора. Ду-доч-ка! А я быть дудочкой не желаю! Я сам, лично, хочу написать песенку, а потом ее исполнить. От тщеславия, думаю, я далек, мне важен результат, хотя с недавних пор и сам процесс поиска стал приносить некоторое удовольствие. Они как-то связаны — результат и процесс.

— Вы хотите сказать, что за всеми значимыми открытиями стоит кто-то еще?

— Об этом не будем. Ответа на данный вопрос у меня сейчас нет, вот когда он появится, тогда можно будет и поспорить. Теперь о Клавдии Степановне. Я так понимаю, что интересует она вас скорее не как объект вашей профессиональной деятельности, а как некий феномен — ненаучный, конечно. А стало быть, и подход должен быть тоже ненаучным. Простите, мне, кажется, нужно идти.

— Еще один вопрос.

— Давайте завтра… или нет уже послезавтра. Звоните, если дозвонитесь, и Алексей Митрофанович повесил трубку.

Именно это и хотел слышать Виталий Борисович, вернее спросить, а можно ли ему позвонить в будущем.

Горелик в этот момент сидел и смотрел на телефон.

Когда человек долго молчит или когда ему нечего сказать окружающим, он медленно погружается в себя — окружающий мир пропадает, растворяется, как растворяется сахар в стакане. Однако говорить все равно придется — так уже когда-то был задуман человек. Поэтому некоторые говорят сами с собой — Алексей Митрофанович молчал. И его разговор с товарищем Шумным — тот же монолог или фуэте, где партнер не нужен.

Когда счастье приносит несчастье