Ангел Аспида

– Милый Аспид, ты видишь человеческие покровы пороков, и искореняешь их, ты различаешь человеческие добродетели, и обогащаешь их. В то время как в тебе самом, нет страстей и нет добра. Ты бесстрастен и безмолвен сердцем. В тебе нет ничего. – тихо говорила Хлоя.

– Я вижусь тебе пустым, потому что мою душу тебе не прочесть. Я полон знаний, но те познания не наделяют меня святостью. А страсти? О, здесь вы все хотите увидеть во мне свои жалкие пороки, но мои куда страшнее ваших слабостей, потому что иногда, я ощущаю себя равным Богу, я рассуждаю с Ним о творении, будто Вселенная подобна моим ничтожным картинам, я провозглашаю Ему свои мысли, словно я их творец, словно они уникальны, и самое ужасное, я вижу человеческие судьбы, и начинаю разделять, где милость, а где попущение, взираю на людей, словно я не из их рода, я вышний бессмертный созерцатель, их жизни в моей власти, весь мир содрогается от падения моей ресницы отлученной от века, словно все люди затаились, внимая моим мыслям, они вторят моему дыханию, их сердца бьются, покуда я вижу в их жизни смысл. Вот такое я тайное чудовище. Поэтому пред Богом вы стоите на ногах, а я стою на коленях, ваши головы взирают высоко, а моя глава опущена вниз, я простираю десницы в знак отворения души, вы же, с достоинством непоколебимы. С самой юности путь моей души пространен, и никто не последует вслед за мною. Только ты, обречена, призвана сопровождать меня. Дева, обреченная на мою любовь.

Хлоя приблизилась очень близко, отчего Аспид порами чувствительной кожи уловил ее приятный аромат, должно быть такое же благовоние источает его мама, которую он никогда не видел. Девушка поднесла теплые губы к его ушной раковине, напевая короткую колыбельную.

Серафим Ангел пламенный и смелый,

Просыпаясь, озари собою тьму.

Воскреснет мир доколе бранный,

Восторгаясь, расточая мглу.

Проснись, ты слышишь, я взываю.

Ныне дитя во мне живет.

Гласу Ангела внимаю.

Главу змея дитя попрет.

Серафим Ангел пламенный и смелый,

Шестью крылами укрой дитя.

Даруй Царицы омофор нетленный,

Пусть не печалится в миру живя.

Защити его любя.

“Вы желаете, чтобы я стал подобным вам, принял ваши страсти, но тогда я потеряю себя, я утрачу то светлое, что заточено во мне, с потерей девства я утрачу жизнь, с нарушением обетов я стану клятвопреступником. И вы судите меня по своим меркам, но ваши пышные костюмы не по моей худощавой фигуре” – думал Аспид, разрешаясь с вопросом бытия.

Аспид нечаянно обмяк. И вправду, у нее самая сложная душа, ведь она ломает его одним невинным бесхитростным прикосновением. Хлоя мечтала сотворить из него Ангела Возмездия, и он повиновался ей.

Когда она отпустила его, разъяренный в покое зверь в юноше утробно заурчал и оскалился заточенными о камни гравия зубами.

Прельщенный, он вознамерился доказать свою взаимность, состоятельность, величавость. Он добьется ее нежных чувств. И когда обворожительный глас сирены стих, ее пальчики отслоились от чувствительной кожи его лица, опаляемый страстью, венценосный соискатель ринулся на верхний этаж, где удачливо взрослый Олаф нервически переворачивал отцовские ящики и документальные записи. Застав наследника врасплох, подкидыш смерил Олафа прозорливым взором, и по привычке скрестив руки за спиной, оглушил противника резким выпадом.

– Приятно лицезреть то, как вы, Олаф, упорно ищете, чем бы поживиться. Помните притчу о блудном сыне, который расточил свое наследство, вернулся с повинной главой к отцу, и тот возлюбил его. И вы вернулись, только не за тем, чтобы наниматься в рабочие, а чтобы поживиться крошками с хозяйского стола. Ваш отец умен, потому вложил свои сбережения в земли, ибо прекрасно осведомлен о вашей пагубной наклонности к расточительству.

Олаф повернулся на высокомерный презрительный голос сводного брата, и с нескрываемой издевкой прекратил свои поиски, ведь ему давно хотелось встретиться с Аспидом один на один. Тут началась их словесная дуэль.

– Родители явили меня на свет, и потому должны обеспечивать меня, мои потребности, пускай самые унизительные для них, ведь никто не заставлял им зачинать меня. А ты всего лишь змей, вылупившийся в нашем уютном гнезде. Ты недостоин этих стен, этой крыши над твоей головой. Скоро, вот увидишь, как я унаследую усадьбу и вымету тебя метлой как гада ползучего, с глаз долой из сердца вон. – напыщенно говорил Олаф.