Никогда бы не поверила, что я красива. Но никогда бы не поверила, что так уж безобразна. Она потрогала нос, там, где она столкнулась с шестом и довольно сильно, когда однажды еще девочкой попыталась управляться с лодкой. Как-то во время шторма, когда старый Дет разбушевался, она устало приближалась к надежному причалу — тогда она впервые осталась одна и еще не была такой сильной, как сейчас… в первый раз, когда она плыла с шестом сквозь сильный шторм, и разбила себе нос. Она добиралась до причала, почти захлебываясь кровью и полуослепшая от боли, но добралась. Нос стал с тех пор немного приплюснутым и широким. Может, все дело в этом. Ясно, что удар шестом не сделал ее красивее.
— Почему ты мне помогаешь?
Она повернулась к нему. Поискала быстрый ответ и поняла, что все не имеет никакого смысла.
— Хм? Не так уж много я сделала.
Он на миг задумался — с выражением на лице, которое значило, что его мысли далеко отсюда.
— Как я оказался на борту?
— Я тебя втащила.
— Ты сама?
— А кто еще? — спросила она. — Ты пытался взобраться на борт. Потом я схватила тебя и втащила.
Он покачал головой.
— Ничего не помню. Все исчезло. Помню только воду и мост.
— Полдюжины добрых людей сбросили тебя вниз, голого, как новорожденного. Помнишь?
Он промолчал. И молчание это было ложью. Она поняла это по легкому мерцанию в его глазах. Он огляделся,
— Чего мы ждем?
— Тебе куда-нибудь нужно? Он молча посмотрел на нее.
— Можешь отдыхать, — сказала она, — Скоро потеплеет. Тогда ляжешь вон там и прогреешь свои царапины, пока не почувствуешь себя получше. Торопиться нам некуда.
Альтаир перешла на правый борт и достала шнуры и удилища из держателей, потом вскочила на полу дек и покрепче подтянула якорь на корме. Она услышала, как Мондрагон зашевелился, обернулась и увидела, что он взбирается на полудек, при этом опасно покачиваясь у края лодки. Вот он запнулся.
— На палубе! — крикнула она инстинктивно, и он, широко расставив ноги, закачался на месте, пока она его не подхватила. — Сядь! Проклятье, ты же чуть не вывалился!
Он ухватился за ее руку и неуверенно сел на полудек. Альтаир присела ца свои надежные босые ноги, и тут в ее голове забрезжила мысль. Она услышала тихий хруст пальцев ног, почувствовала постоянное напряжение мышц и толкнула его в колено.
— Эй, оставайся в среднем проходе, ясно? Не вставай на полудек, и будь чертовски осторожен, когда поднимаешься на палубу. У тебя ноги береговой крысы, не говоря уж об ушибленной голове, которая тебе не помощница. Маленькие лодки, знаешь, немного верткие. Ты привыкнешь к этому. Но на тебе последняя сухая одежда, какая у меня есть.
Он опустил ноги и встал на доски. Потом снова посмотрел на Альтаир.
— Как с санитарными удобствами?
— Санитарными — чего?
— Клозет. — И когда она совершенно бестолково заморгала глазами, заорал на нее: — Помочиться!
— Там впереди горшок, а можно и через борт. Одно из двух тебе придется попробовать. — Тут ей пришла еще одна мысль. — Мочиться за борт; а если посерьезнее, возьми лучше ведро. Я-то справляюсь, но ты наверняка свалишься в воду, если попытаешься по-другому.
Он посмотрел на нее и начал глядеть по сторонам, вперед, потом назад, будто надеясь на что-то другое. И остался сидеть на месте.
Ей действительно было его жаль. Она была сбита с толку и лично оскорблена. Например, тем, что он отпрянул от нее. Она потянулась и прикоснулась к его руке — почти так, как прикасалась к той неблагодарной кошке, быстро и осторожно.
— Эй, я буду рыбачить с кормы, порядок? Я не буду смотреть.
Он вытаращился на нее, как будто думал, что может быть еще лучшее решение.
— Ты как-то религиозен? — спросила она, вспомнив вдруг, что у некоторых ревентатистов чрезвычайно сильное чувство стыда.
— Нет, — ответил он.
— Любишь мужчин?
— Нет! — Это было сказано с более сильным выражением, чем предыдущее. Казалось, он был в отчаянии.
— Но только не меня, да? Прекрасно. Я не буду на тебя бросаться. Не надо делать такое озабоченное лицо. — Она опять коснулась его руки, встала, перешла на полудек и присела там перед вешалкой, где располагалось остальное снаряжение, все аккуратно вынула, связала шнуры и открыла банку с наживкой, сморщившись от вони. Потом прицепила наживку на крючок и забросила шнур.
Она сидела со скрещенными ногами рядом с кожухом двигателя на корме и смотрела на поплавок, воду и танцующий солнечный свет — как делала уже тысячу раз. Пока, наконец, не почувствовала легкое изменение положения лодки от движений Мондрагона; она чувствовала равновесие и свойства лодки непосредственно позвоночником и каждым нервом. Она дала ему сделать свои дела. Наконец, он вернулся на полудек и поднялся на ноги. Она повернулась, но он был осторожен и шел, пригнувшись, готовый в любой момент упереться в палубу руками.
Он искал общества, предположила она, когда он сел неподалеку от нее. Это в порядке вещей. Даже приятно.