Ангел с мечом

Дверь комнаты распахнулась, едва она добралась до коридора. Мондрагон стоял наверху лестницы с озабоченным лицом.

Просто стоял в банном халате и не говорил ни слова.

Он знал, что к чему, в самом деле.

У нее заболело сердце. Она избегала смотреть на него, когда поднялась наверх, и прошла мимо него в дверь, которую он держал открытой, села потом за стол, на котором ждал холодный завтрак.

Мондрагон закрыл дверь, прижал ее, пока не щелкнул замок. Альтаир съела холодный тост и даже не подняла глаз, когда Мондрагон прошел через комнату и сел на край кровати, упершись руками в колени.

Проклятье, это ведь его друзей арестовали и убили. Я. Я должна рассказать ему о Галландри, Бореги и всем остальном. Я устроила там внизу это проклятое месиво, и как мне теперь рассказать такую новость тому, с кем я спала?

Тост холодным комом встал в горле, и она запила его тепловатым чаем.

— Я слышала, — начала она рассказывать, глядя на него, — что полиция схватила кучу людей Галландри. Еще кто-то ворвался в Бореги и убил несколько человек. И в Мальвино. Услышала от Моги.

Мускулы его подбородка напряглись. Он задышал немного чаще. Вот и вся его реакция.

— Этот дом принадлежит Моги?

— Да, ему. — Она выпила опять глоток остывшего чая и при этом немного пролила; дрожали руки. — Я обегала весь берег канала, чтобы отыскать лодку. Люди Моги поищут ее. Он знает о грузовой барже. И о нас и Галландри. О людях, которые сбросили тебя с моста. Знает, что ты из Верхнего города и что кто-то с кучей денег собирается непременно с тобой расправиться. Он говорит, что расспрашивают о молодом человеке со светлыми волосами. О чужаке. Я заставила его, чтобы он сдал нам эту комнату; у Моги… много людей. И еще больше людей его боятся.

— Ты ему доверяешь?

— У нас нет выбора. — Голос у нее совсем охрип. Она взяла с тарелки еще один тост и безвольно, с отвращением, выронила его. — Я привела тебя сюда. Проклятье, я знала, что в последнюю ночь все сошло с ума, знала, что где-то должна найти приют. Дьявольская удача, что это были не Бореги.

Он встал и наклонился к ее уху.

— Никто не подслушивает? — спросил он — тихий шепот у ее волос.

— Никто. Моги так сказал. И это правда.

Он выпрямился и уперся руками в стол. Его мина была озабоченной. Небо, ни крика, ни слова упрека. Он дружески положил ей руку на плечо, а потом отошел на несколько шагов, встал к ней спиной, скрестив руки.

Она сжевала холодный тост, кусок за куском. Наконец, Мондрагон вернулся и сел сбоку на кровать, подтянув одно колено и обхватив его руками.

— Я хотел вывести тебя из этого дела, — сказал он совершенно спокойно. — Джонс, ты была права, все время.

Альтаир тяжело сглотнула и заставила кусок тоста пройти вниз мимо комка в ее горле. Глаза у нее болели. Она допила чай, встала и открыла шкаф, в котором находились бренди и стаканы. Открыла графин и немного налила.

Потом повернулась к Мондрагону спиной и сделала глоток. Комок в горле исчез.

Ну его к черту. Все к черту.

Держись, Джонс, этот человек хочет как лучше.

Она налила и в другой стакан, подошла и подала ему. Он взял, и она опять отошла, не посмотрев ему в глаза, а боль ножом пронзала грудь.

Она вспомнила светлое тело, кувыркающееся в темноте.

И под солнцем в воде порта, когда взлетающие вверх брызги воды в солнечном свете казались стеклянными жемчужинами.

Она вспомнила, каким элегантным он стоял в свете лампы у Галландри, в красно-коричневом бархате и кружевах, с мечом на боку.

Она, наконец, повернулась, когда услышала звук прогнувшихся пружин кровати. Мондрагон поставил свой стакан на стол и встал, чтобы откинуть одеяло на своей половине кровати.

Он снял банный халат, лег в постель и натянул одеяло до подбородка, предоставив Альтаир гасить свет.

Она еще раз набрала полный рот бренди и проглотила. Глазам опять стало больно. От Мондрагона ни слова, ни движения.

Альтаир выпила еще полстакана, потом сняла пуловер, достала из кармана оставшийся сол и сунула его в башмак, который поставила возле кровати. Расстегнула штаны и пинком отшвырнула их.

Она зажгла ночной фитиль рядом с лампой, задула главный свет и легла на свою половину кровати.

Через мгновение она передвинулась к нему чуть поближе. Потом еще чуть-чуть, пока их тела не коснулись друг друга. Его мышцы все еще были напряженными, когда она положила на него руку.

Она вздохнула, лежала и терпела боль, внутреннюю и внешнюю, пока на нее не опустился сон, пока Мондрагон, возможно, сам уже засыпая, не повернулся и не положил на нее руку. Уже лучше. Она тяжело вздохнула и пошевелилась. Некоторое время им понадобилось, чтобы улечься поудобнее, так как они постоянно вздрагивали — она из-за своих израненных рук, а он из-за своей израненной спины, пока Альтаир, наконец, не нашла уютное положение; ее голова пульсировала в тупом, темном тумане, который все больше превращался в ночь.

— Ты лежала на мне, — сказал Мондрагон ей в ухо, когда она снова пришла в себя, и она что-то пробормотала в ответ и пошевелила ноющими мышцами и уже почти уснула снова, как вдруг его руки затрясли ее, будя.