Одна знакомая сказала мне, что мужчинам нужно разнообразие. И что они гуляют от своих жен еще и потому, что постоянно проверяют себя как мужчину. Или вообще коллекционируют женщин. Уроды! Как будто это так важно в жизни. Ведь помимо секса есть многое другое, ради чего люди живут и чувствуют себя счастливыми. Ласка, внимание, нежность, забота, приятные слова, поцелуи, объятия… Мне вот, к примеру, сам секс ну не то что неприятен, просто никак. Я вполне могла бы обойтись и без него. Мне бы только спать в обнимку с Борисом, чувствовать, что он рядом, его тепло. Но все чаще и чаще, когда он обнимает меня, я со страхом жду, что он назовет меня Надей. И что тогда? Сделать вид, что я ничего не услышала? Моя близкая подруга считает, что если я хочу сохранить брак, то не должна ему ни в коем случае устраивать сцены, скандалы. Что мужчины этого не любят (а кто любит-то?), что они сбегают от таких жен туда, где их никто не пилит, где тишина и покой и где женщина ведет себя независимо, ничего не требуя и ни за что не упрекая. Но вот как не требовать и не упрекать, находясь в браке, когда столько всего общего, столько разных дел, хозяйство. Каждый мой шаг, к примеру, связан с Борисом. Когда живешь в деревне, то, обидевшись, на мужа, нельзя вот так взять и хлопнуть дверью, как это могут позволить себе городские женщины. В деревне птицу и коз надо поить и кормить, гусей и индюшек пасти, огурцы и помидоры поливать, сорную траву выпалывать. Стоит тебе только хлопнуть дверью, как все начнет погибать. Всем живым существам нужны вода и корм, растениям – вода и уход. И невозможно оторваться от всего этого. Просто нельзя. А вот Борису все можно. Он может с легкостью все бросить и исчезнуть на целый день, а то и на сутки. Знает, что за хозяйством присмотрят, что все будет в порядке. Знает он и то, что я молчу, не упрекаю. Но не знает, что терпение мое на исходе. И что еще совсем немного, и я сорвусь, сделаю что-нибудь. Но не с собой, нет. И не с Борисом. А с той, что никак не отпустит моего мужа, никак не успокоится, ведь он уже не принадлежит ей, у него семья, дети.
Конечно, все в Идолге знают меня в лицо, поэтому вот так, средь бела дня взять и прийти – себе дороже: все решат, будто я приходила к Надьке разбираться, мол, оставь в покое мужа и все такое. Но на самом деле я просто хотела посмотреть на нее вблизи, вернее даже, рассмотреть, понять, что же так привлекает в ней моего Бориса. Чем она так притягивает его.
Я долго думала, как мне одеться, чтобы и смешной не выглядеть и чтобы меня никто не узнал. И придумала. Надела длинную юбку из тонкой материи, белую блузку, на голову – шляпу соломенную с небольшими полями, как не носят пенсионерки, а глаза спрятала под темными очками. Все это сильно меняет внешность. Увидев себя в зеркале и представив себя со стороны, мне было бы сложно определить, скажем, даже возраст такой женщины. Светлые волосы, слегка прикрывающие уши, могли принадлежать одновременно и молодой женщине, и зрелой.
Надев весь этот маскарад, я показалась себе нелепой, движения мои были скованны, а в душе образовалась холодная пустота, которая бывает, когда человек чувствует, что зашел в тупик, когда ищет выход и не находит его.
Ревность сжигала меня, не позволяла радоваться жизни. Все то, что радовало меня прежде – наше хозяйство, деньги, дом, мебель, занавески, цветник, хлебопечь, новая ванна и многое-многое другое, – все это внешнее благополучие воспринималось мною теперь как плата за украденную у меня любовь. То есть всем этим судьба расплатилась со мной за измены Бориса. Пеки хлеб в новой хлебопечке, отмокай в новой ванне, нюхай свои розочки и забудь о Борисе. Он все равно не твой.
Но была и другая расплата. Ведь это я первая украла Бориса у Нади. Я не была с ней особо-то знакома, а поэтому сделала это легко, радуясь при этом, что он разлюбил ее и полюбил меня. Я тогда не думала о том, что мужчина, предавший единожды, предаст и во второй, и в третий раз.
Но я все равно должна была увидеть ее. Подойти к забору таким образом, чтобы меня не было видно, спрятаться и понаблюдать за ней. Согласна, затея бредовая. Но не в гости же мне к ней напрашиваться. Привет, Надюха, как дела? Как там мой Борис, не надоел тебе еще? Может, оставишь его в покое?
Если честно, то я боялась нашей встречи с ней. Мне казалось, что за те годы, что Борис прожил со мной, она похорошела. Я представляла себе ее жизнь спокойной и полной удовольствий. А еще я была уверена, что она все свое свободное время тратит исключительно на себя. Да, конечно, у нее тоже было небольшое хозяйство, но по сравнению с нашим – просто микроскопическое. И работники у нас есть, которые смотрят за ондатрами, чистят клетки, да и вообще помогают во всем, и тем не менее я всегда занята. И практически не имею возможности съездить в город, в парикмахерскую, скажем. Да и маникюр с педикюром научилась делать сама, дома. Я прихожу в спальню часов в одиннадцать вечера, и у меня хватает сил только на то, чтобы разобрать постель и надеть ночную рубашку. Все.