Все дела переделаны, муж и дети накормлены, выкупаны, одежда на завтра приготовлена, выглажена, на кухне все прибрано, мясо из морозилки вынуто… И так изо дня в день. Но если раньше мне вся эта работа по дому и хозяйству приносила радость, ведь мы все делали вместе с Борисом, да и вообще жили с ним душа в душу, то теперь мне казалось, что за моей спиной хохочет Надька…
У меня всего две козы. Я дою их утром и вечером, чтобы было молоко детям. И так это у меня ловко получается, что я сама удивляюсь. Никогда, до коз, не представляла себе, что у меня такие сильные руки, пальцы…
Так, стоп.
Итак. Я переоделась и приехала в Идолгу. Несколько раз прошлась по улице, где стоял дом Надьки, и всякий раз, проходя мимо, старалась не смотреть на него. В тот день было жарко, улица была пустая, ни одного человека. Но я знала, чувствовала, что за мной кто-нибудь да наблюдает. Так всегда бывает – думаешь, что тебя никто не видит, а потом окажется, что видела вся деревня. Окна домов – это глаза жителей. Ну и пусть смотрят, думала я, в который уже раз приближаясь к дому Надежды и почему-то не чувствуя своих ног, тела. Словно то была не я, а кто-то другой. Сложное это чувство. Возможно, виной тому была эта дурацкая шляпа, очки. Но все равно, раз я пришла, я должна была хотя бы увидеть ее. Конечно, было бы неплохо подойти и поговорить с ней, но я все-таки не артистка. Думаю, номер с дежурным вопросом «Вы дом не продаете?» не прокатил бы. Расхохоталась бы мне в лицо, смахнула бы с моей головы шляпу и очки… Нашла бы много едких и оскорбительных слов, чтобы только уничтожить меня, показать, насколько она выше всех этих дешевых уловок брошенной женщины.
Поэтому меня трясло, когда я притаилась под пыльным кустом сирени, откуда через металлическую сетку ограды могла наблюдать за двором Нади.
Был полдень, все вокруг было залито теплым оранжевым светом. Цветник у моей соперницы был богаче моего, ухоженный. Таких пышных роз у меня никогда не было. Они под лучами солнца словно светились изнутри. Пахло яблоками. И еще чем-то съедобным. Я знала, что сегодня здесь моего Бориса не будет, он уехал в командировку в Москву, а это значит, что хотя бы в этом плане я могу быть спокойна и меня тут, возле ворот, он не увидит. Большое окно у крыльца было распахнуто, и слабо шевелилась кружевная занавеска, скрывающая от меня, как я предполагала, кухню. Где-то в глубине дома работал телевизор, я слышала знакомые интонации диктора.
Под яблоней стоял стол, покрытый пестрой клеенкой, на нем – электрический самовар, поднос с чашками. Не знаю, как долго я стояла, но усталости не чувствовала. И вот наконец я была вознаграждена за свое терпение: распахнулась дверь, и на крыльце показалась Надька. В открытом желтом платье, вся в кудряшках, словно только что накрутила. В руках – большое блюдо c едой, издали напоминающей картофельные оладьи. Легко так, вприпрыжку спустилась со ступенек и чуть ли не бегом бросилась куда-то в сторону. Мне даже пришлось подняться на цыпочки, чтобы хорошенько рассмотреть, куда же она полетела с этими оладьями. Я была, признаться, очень удивлена, когда увидела, что она стучится в дверь своей времянки. Спустя несколько секунд, как если бы она дождалась ответа, Надя открыла дверь и скрылась внутри домика.
Меня сразу же затошнило. У меня всегда так бывает, когда чувствую, что происходит что-то противоестественное, то, чего мой мозг не в состоянии воспринять, расшифровать. Что происходит? Почему она стучится в собственную времянку? Кого она там кормит?
Ответ пришел быстрее электронной почты, стоило мне только вспомнить мой последний разговор с Борисом. Он звонил из Москвы и сказал, что задержится еще на пару-тройку дней. Так вот, значит, куда он завернул после Москвы.
Я достала телефон и набрала номер мужа. Сначала трубку долго не брали, а когда взяли, я услышала голос Бориса. Такой жирный голос, какой бывает, когда жуешь. Он говорил со мной с набитым ртом:
– Да, Сонечка? Что случилось? Ты чего мне звонишь? У меня же роуминг…
– Извини, набрала тебя по инерции… У тебя все хорошо? – спросила я его онемевшими губами.
– Да, мы тут с другом обедаем, заказали окрошку…
– Ладно, извини. Пока…
– Пока. Я скоро приеду. Может, завтра…
Окрошку он, значит, ест. А у самого рот набит оладьями!!!
Не знаю, может, другая на моем месте не выдержала бы, устроила скандал, ворвалась бы в эту времянку и разнесла бы там все в пух и прах! Но я не смогла. Я побоялась, что после этого Борис уж точно бросит меня. С детьми и фермой. И что я тогда буду делать? Искать себе нового мужа? Чтобы потом пахать, как пашет, скажем, Валя Шинкарева, соседка Надьки. Ее, правда, муж не бросал, он погиб, и Валя осталась одна вкалывать на ферме. Героическая женщина.
У меня же сразу все развалится. Работники сядут мне на шею. Ондатры мои умрут. Все дело пропадет…
А так… Я замужняя жена. У меня есть муж, который, как ни крути, везет на себе все хозяйство, зарабатывает деньги, воспитывает детей. Но как, как закрыть глаза на его измены, обман? Превратиться в тварь бессловесную?