Ангелоиды сумерек

– Настанет день, когда я перестану тебя учить. Можно сказать, уже нечему. Ну да, я умею куда больше и знаю гораздо больше фактов, но такое любой разумный добывает сам и в одиночку. Тогда Волки и Беттина окончательно возьмут тебя. Хотя это получится не скоро, но они уже просили уступить им один день.

– Какой?

– Завтра. Им понадобится свежий ментал без предвзятого мнения о своем умении.

– Я пока не в их клане.

– Это все равно. Ведь и не в моём, правда?

– А какой у вас тотем? Хельм говорил – медведь.

– Панда. Сумры его называют «медведь-нянька», оттого что мать повсюду ходит с детенышем на сгибе одной руки… передней лапы, то есть.

– Очень мне лестно. Так как насчет смысла моей судьбоносной книжки?

– Понимаешь, детективные истории – это для нее лишь рамка. А главное – «Робинзон Крузо». Ты слыхал, что и прототип книги Дефо, история матроса-бунтовщика Селкирка, который был высажен на необитаемый островок, и она сама шли по разряду душеполезного чтения? Неудивительно, что дворецкий гадал по ней, как по Библии.

– Песнь торжествующего капитализма, – пробормотал я. – Учет и контроль, дорогие товарищи. И апология превосходства белой расы в придачу.

– Сразу видно, какие у тебя были учителя, – отпарировала Мария. – А что это была не первая, так сказать, робинзонада, ты слышал?

– Говорили мне, что вся ученая христианская Европа в Средние века и особенно в семнадцатом веке читала книгу одного философствующего врача из мусульманской Гренады. Того самого, что воспитал великого еретика и властителя мыслей Аверроэса. Абубацер, – произнес я почти что былинным тоном.

Ибн-Рушд и Абу-Бекр Ибн-Туфайль, – поправила она.

– Говорили мне также, что это книга о постижении своей самости, а также смысла жизни и Бога, что и есть этот смысл, – предпринимаемом в одиночку.

– Селкирк же лишился дара устной речи, – кивнула Мари. – Робинзона от этого спасли попугай и Пятница. Но такая речь, по сути дела, ничего не значит.

На этой фразе я уже начал смекать, что к чему, хоть она от меня закрывалась.

– Приключение, – ответил я ей. – Похожее.

– Наверное. Оттого Волки, все пятеро, и просятся с тобой побеседовать.

Они явились рано утром и вызвали меня в коридор. Трое мужчин и мать моего сына: бытие последнего было видно невооруженным глазом.

– Пабло, с чего нам начать – с горького или со сладкого? – сказал Амадей.

– Я ко всему привычен, судари, – шутовски поклонился я.

– Тогда начнем с горького. Мы сей же час отправимся на здешние братские могилы, – ответил он. – Если их позволено будет так назвать. Гигантские морги. Склады. Места, откуда централизованно (он прогнусавил этот канцеляризм) поступает сырьё. А ты снова должен будешь учиться.

– Кто я, чтобы отказывать, – ответил я. – Пойду, разумеется. И колечко своё не забуду – оно так плотно село на левый средний палец, что уж и не снимешь так просто. Да, а что там на сладкое?

И тут вперед выступил Иоганн, протягивая мне перекинутый через руку дафлкот.

– Вот. Должен сидеть как влитой. Знак принадлежности к аристократии.

– Друзья, Мари ведь считает, что на улице жарко и вообще демаскирует.

– Там, куда мы двинемся, жарко не будет никому, – ответил Амадей.

– А Беттине?

«Черт, она же мать, – хотел я крикнуть. – Куда уж ей такое».

– Это затевается ради ее самой, – сказал он.

…Пятеро в бежевых верблюжьих куртках с капюшоном вышли из подвальной двери Политехнического Музея и деловито зашагали по улице вверх.

– Сегодня в самом деле надо, наконец, разобраться с этими… источниками даровой электроэнергии, – сказал Амадей. – И с кулинарными фабриками. Раньше стоило бы, только остатних человечков жалко было питания лишать. Двух ментальщиков, я думаю, будет довольно. А ты как считаешь, Пабло? Меня и тебя. Остальные будут на подхвате.

III

Я не умру, мой друг. Дыханием цветовСебя я в этом мире обнаружу.Многовековый дуб мою живую душу

Корнями обовьёт, печален и суров.В его больших листах я дам приют уму,Я с помощью ветвей свои взлелею мысли,Чтоб над тобой они из тьмы лесов повислиИ ты причастен был к сознанью моему.Н. А. Заболоцкий. Завещание

Мы направились в другую сторону от нашего общего дома, чем обыкновенно, и развернулись шеренгой, заняв всю ширину тротуара. На опустевших улицах это выглядело странно, чтоб не сказать большего.

– А где полиция? – спросил я.

– Где прошлогодние снега, – наполовину скандировал, наполовину пропел Волк Гарри. – И все остальные человечки. Не все, однако, вымерли, просто многие переселились. Это ведь только поначалу кажется, что в городе выживать легче. В селе и воздух чище, и воды хватает, и подножный корм сугубо вегетарианский.

– А этот… высокобелковый. Он есть? Незаменимые аминокислоты, – спросил я.