Ангелы-хранители

Ночью Тревису приснилось, что Нора с Эйнштейном заблудились в этой огромной пустыне. Во сне у него не было ног, и ему приходилось мучительно долго ползти, чтобы найти их, и это было ужасно, потому что он знал: там, где они были, им угрожало… что-то.

Воскресенье, понедельник и вторник в Вегасе прошли в подготовке к свадьбе, наблюдении за восторженными играми Эйнштейна с другими собаками и походах к пику Чарльстон и озеру Мид. По вечерам Нора и Тревис оставляли Эйнштейна наедине с его книжками, а сами шли развлекаться. Тревису было не по себе оттого, что они бросают ретривера одного, но Эйнштейн всячески давал им понять: он не хочет, чтобы они проводили вечера здесь, в трейлере, только потому, что глупые и недальновидные владельцы отелей не пускают в казино и концертные залы воспитанных гениальных собак.

В среду утром Тревис облачился в смокинг, а Нора надела простое, доходящее до середины икр белое платье со скромной кружевной отделкой на манжетах и вокруг ворота. Отсоединив «Эйрстрим» и оставив его на стоянке, они вместе с Эйнштейном отправились на пикапе на церемонию бракосочетания.

Обслуживающая все конфессии коммерческая церковь была самой странной из виденных Тревисом: ее архитектура производила романтическое, торжественное впечатление и в то же время отдавала дурным вкусом. Норе она тоже показалась смешной, и им стоило большого труда не расхохотаться, когда они вошли внутрь. Храм был втиснут меж светящимися неоновыми вывесками сверкающих, уносящих в небо отелей на бульваре Лас-Вегас Саут. Это было одноэтажное здание, выкрашенное в бледно-розовый цвет, с белыми дверями, над которыми висела медная таблица с выгравированной надписью: «Идите рука об руку…» Вместо святых на витражах в окнах были представлены сцены из известных произведений о любви, среди них «Ромео и Джульетта», «Абеляр и Элоиза», «Окассин и Николетта», «Унесенные ветром», «Касабланка» и — что уж совсем невероятно — «Я люблю Люси» и «Оззи и Генриетта».

Удивительно, но вся эта нелепица нисколько не повлияла на возвышенное настроение новобрачных. Ничто не могло принизить значительность этого дня. Даже эту возмутительную церковь следовало оценить, запомнить во всех ее безвкусных деталях, чтобы она осталась ярким воспоминанием на долгие годы, потому что это был их храм в их

день.

Обычно сюда не разрешалось входить с собаками. Но Тревис заранее заплатил всем служащим, чтобы Эйнштейну не просто разрешили войти внутрь, но чтобы он там чувствовал себя таким же желанным гостем, как и другие.

Священник, преподобный Дан Дюпре — «Пожалуйста, зовите меня отцом Даном» — был мужчиной с багровым лицом и большим животом, улыбчивым и щедрым на рукопожатия, по виду — типичный продавец подержанных машин. По обе стороны от него стояли двое нанятых свидетелей — его жена и сестра, — надевшие ради такого случая яркие летние платья.

Тревис занял место у алтаря.

Женщина-органист заиграла «Свадебный марш».

Нора выразила горячее желание пройти по проходу, а не просто начать церемонию у алтаря. Более того, ей хотелось, чтобы ее, как и других невест, сопровождал посаженый отец. В этом качестве мог бы выступить ее отец, но отца у нее не было. Как не было и подходящего близкого человека, и сначала они подумывали о том, что ей придется идти к алтарю одной или под руку с незнакомцем. Но в пикапе по дороге в церковь Нора вспомнила об Эйнштейне и решила, что пес лучше всех на свете годится на эту роль.

Сейчас, когда органист заиграл марш, Нора вошла в дверь вместе с псом. Эйнштейн прекрасно сознавал, какой огромной чести удостоился, сопровождая ее к алтарю. С высоко поднятой головой он медленно шествовал в ногу с ней с гордым и торжественным видом.

Казалось, никого не беспокоило и даже не удивляло, что в роли Нориного посаженого отца выступает собака. Это ведь был Лас-Вегас.

— Она одна из самых красивых невест, которых я видела, — шепнула Тревису жена преподобного Дана, и Тревис знал: она говорит искренне, а не просто следует заведенному ритуалу.

Вспышка фотографа мигала не переставая, но Тревис был слишком поглощен Норой, чтобы отвлекаться на такие мелочи.

Воздух наполнялся ароматом роз и гвоздик, сотни свечей мягко мерцали в прозрачных стеклянных чашах и медных подсвечниках. К тому времени, как Нора подошла к Тревису, он уже забыл о нелепом убранстве храма. Его любовь стала архитектором, полностью перестроившим его, преобразовавшим в величественный собор.

Церемония оказалась короткой и неожиданно полной достоинства. Тревис и Нора обменялись сначала клятвами, а затем кольцами. В ее глазах блестели слезы, в них отражался свет свечей, и с минуту Тревис недоумевал, каким образом ее слезы могут затуманивать его взгляд, но затем понял, что тоже едва не плачет. Под аккомпанемент торжественной органной музыки они обменялись своим первым супружеским поцелуем, и это был самый чудесный поцелуй в его жизни.