Ангелы плачут в июне

– С гитарой? – Девушка подняла заплаканное лицо. – Не знаю, видела потом где-то в доме. Там и осталась, наверное, с собой мы ее точно не забирали. А может быть, мама Малининым отдала, не помню.

– А письмо? Почему вы его не вытащили, ведь ваша мама о нем не знала?

Катя смахнула набежавшие слезинки и снова отвернулась:

– Да просто забыли. Не до него было. Я потом пыталась рассказать маме, но она велела говорить все, как мы договаривались, а об остальном просто забыть. А мы были просто глупыми испуганными детьми! Что мы могли сделать?!

* * *

Вика, по словам сестры, на неделю улетела в Германию, но встреча с ней уже не представляла для меня особого интереса. Пора возвращаться в окрестности Лесогорска. Разгадка, как и тело Ларисы, по-прежнему где-то там.

Войнич терпеливо ждал на парковке.

Я улыбнулась.

– Кто бы мог подумать: ты – мой личный водитель.

Он смерил меня ледяным взглядом и возразил:

– Скорее надзиратель, а если понадобится, стану тюремщиком!

– И палачом?

Он усмехнулся:

– Ты снова читаешь мои мысли. Что-нибудь узнала?

– Ничего существенного. Катя, Вика и Лариса были дружно влюблены в мальчика с обложки журнала – Даниила Валентинова. Слушали его записи, переписывали тексты песен в девичьи тетрадки, обклеивали стены плакатами с его сладкой улыбкой.

– В двенадцать лет, не рановато ли? – засомневался Алан.

– А ты когда влюбился впервые? Двенадцать – самое то. А звезды экрана намного привлекательнее нескладных прыщавых одноклассников. Так вот, Валентинов был серьезно болен, ему требовалось дорогостоящая операция за рубежом. В «Пионерской правде» писали. Там же был указан расчетный счет и нужная сумма – семь тысяч четыреста пятьдесят долларов.

– Знакомая цифра.

– Да, девочки, посовещавшись, нашли способ спасти любимого: решили инсценировать похищение одной из сестер Муромовых и получить нужную сумму обманом.

– И они не ревновали друг к другу?

Я улыбнулась.

– Опять по себе судишь? В двенадцать лет любовь сильнее ревности. К тому же для них он был скорее небожителем, чем потенциальным бойфрендом.

– Как трогательно. Узнала что-то полезное?

– Немного. У Ларисы была привычка машинально записывать бессвязные слова. Она писала на всем, что подворачивалось под руку, в том числе на своей гитаре.

– И?

– Мне нужно увидеть эту гитару.

– Как? Прошло пятнадцать лет! Дом поменял нескольких хозяев, думаешь, все они хранили эту гитару как святыню? – с сарказмом поинтересовался парень.

– Войнич, мои шутки хотя бы смешные. Я не надеюсь обнаружить оригинал. Мне всего лишь нужно увидеть эту гитару чьими-то глазами. Через Катю не вышло, она почти не фиксировала на инструменте внимание. Это во‐первых, а во‐вторых, когда Катя смотрела в окно, она увидела соседку. Ее тоже надо найти.

– Зачем?

– Она прогуливалась с коляской в районе похищения примерно в интересующее нас время и могла что-то видеть.

Парень снисходительно усмехнулся:

– Если бы она видела что-то стоящее, Ларису давно бы нашли.

– Не обязательно, умник! Она могла не придать этому значения, потому что, по официальной версии, Лариса пропала семнадцатого.

– И как же ее найти? Рядом с бывшим домом Муромовых жилых построек мы не наблюдали, – сухо напомнил Алан.

Я улыбнулась и процитировала его собственные слова:

– Ничего, у меня ведь есть собственный Пинкертон! Дай телефон, позвоню Громову.

– Ты же сказала – это во‐вторых. – Он неохотно протянул мне мобильник.

– Дам ему задание, а потом займемся гитарой. Мне необходимо разглядеть ее как можно скорее. Например, через Татьяну, она наверняка видела ее миллион раз.

– А почему не через Ларису? – спросил Войнич.

Я машинально поднесла руку к шее.

Он насмешливо поднял брови.

– Ясно, боишься, что в этот раз додушат.

– Тебе бы этого хотелось?

– Да, я бы не расстроился, – признался он, глядя на дорогу.

– Уверен? Твоя жизнь похожа на расписанный по ценам и минутам сухой, официальный контракт. Я вношу хоть какое-то разнообразие. А так совсем тошно будет.

– Мне тошно от твоих идиотских шуток!

– Придется оставить тебя без десерта – через Ларису я подключаться не буду. Перевоплощение в умершего отнимает слишком много энергии, у меня просто не останется сил на все остальное.

Войнич бросил на меня мрачный взгляд, отвернулся и сухо сказал:

– Жалость какая! Обожаю смотреть, как ты бьешься в агонии! – Понятно, мстит за невольную вчерашнюю откровенность. Придется отбить удар.

– Дай угадаю: представляешь, как однажды мое тело остынет и ты под покровом ночи закопаешь его где-нибудь в лесочке?

– Ага, лопата всегда в багажнике! – Он по-прежнему избегал моего взгляда.

– Имей в виду, дорогой сосед, если ты так поступишь, я буду являться тебе в каждом сне и…

– Душить?

– Нет, заниматься с тобой любовью.

– Ты!!!

– Защищаюсь, помнишь? Не нападай, и мне не придется отбивать атаку!

Он почти минуту сверлил меня сердитым взглядом.

– И в чем суть твоей идиотской защиты?

– Ты что, Бомарше не читал? «Я спешу посмеяться над всем, иначе мне пришлось бы заплакать».

Алан недовольно поморщился и назидательно завил:

– Подменять эмоции – это самообман.