Ангелы приходят всегда

— Нравится здесь жить? — спросил Лазарь, разглядывая русские вывески магазинов и ресторанов по обеим сторонам улицы. — На мой взгляд, пестро, но как-то мрачновато...

— Нравытся — нэ нравытся, спы, моя красавица! — таксист закурил. — Як и всюды, так и тут. Нема счастья на земли... Вообще Америка — женская краина. Тут женщинам очень нравится, жинке моей, например. Потому и головна статуя у американцив — жинка!

— Статуя свободы, что ль? А я слышал, что это ангел.

— Ну, нэ знаю... Жинкам тут покойно. Устроенэ, розмирэнэ життя. Працюй, хлиб получай и рожай дитэй — ось такый американский рай на зэмли.

— Не скучно?

— Ты що! Мне?! — таксист даже заерзал. — Я нэ знаю, що цэ таке «скучно»! Колы скучать? Скучно тем, которые с Веррезаны вныз головою прыгають. На мынулий нэдили, я по радио слухав, знову выпадок був, молодый человик життя сэбэ лышив на тому злощасному мости. Ну що ты зробишь! Самый высокий в Нью-Йорку мист. Цэ американци скучают, а нам, эмигрантам, нэ до того. Американци нам дывуются, як мы всего добываемся и их часто обходым: воны ж в ций краини родылысь, а мы приизжи. А это потому, що у нас злости к жизни бильше, тяги бильше. А без злости и тяги — никак! У их батькив, яки Америку заснувалы, також тяга и злость була, а диткы всэ розгубылы. Так и наши диты всэ растранжирять, станут, як американськи гамбургеры, и ничого тут нэ поробышь.

«Интересно, — задумался Лазарь над словами таксиста про тягу и злость, — есть в этом определенная параллель с духовной жизнью, если только слово "злость" заменить словом "ревность". Или если иметь в виду злость против бесов и против своих грехов».

— Значит, не очень-то рай получается?

— Так я ж тоби про що? Нэма счастья на земли. Тилькы моей жинци ты этого не докажешь, ей тут нравытся. Ну що тут вдиешь! — таксист выплюнул недокуренную сигарету в окно.

За разговором быстро добрались до Веррезаны.

— Пожалуйста, помедленнее, особенно на середине моста, и держись в правой полосе, хочу полюбоваться видом, — попросил Лазарь, открывая боковое стекло.

Когда машина выехала на середину моста, Лазарь быстро вынул микрочип из пакетика и бросил его через ограду.

— Примета такая, — ответил он на недоуменный взгляд шофера, — монету кинул, чтобы в Штаты еще вернуться... Все, моя мечта сбылась! Как много внизу воды — это красиво.

— Цэ причуда, а нэ примета. Дывный ты. Слухай, циркач, пыти трэба мэньше, а то так и до чертыкив допытысь можно. Ты подывысь на себэ: с бланшом, вэсь якыйсь пожмаканый, а всэ копейки кыдаешь... А вжешь? Богэма, люды высокого полету.

— Это ты в десятку попал! Пора собой заняться. Как с моста съедем, вези меня в парикмахерскую.

— Нэ людына, а якийсь ураган. То тэ, то сэ, сам напэвно нэ знае, чого хоче, — пожал плечами таксист. — Ну, що ж, нэ гарячкуй, зробым, гастролэр.

В ответ на такую отповедь Лазарь лишь улыбнулся. Он был доволен сделанным делом, и еще его развеселил таксист — этот острый на язык малый.

В парикмахерской инок, скрепя сердце, попросил постричь его длинные волосы, а потом покрасить их. Ничего не поделаешь — необходимо было изменить внешность. Лазаря постригли под «вольного художника»: волосы по-прежнему были зачесаны назад, но не доходили до плеч. Из блондина он превратился в шатена. Бородку подровняли, она получилось совсем маленькой. Припудрили синяк на лице и освежили одеколоном.

Из парикмахерской Лазарь направился в магазин одежды, где купил гавайскую рубаху с желтыми лилиями на черном фоне, синие джинсы, свитер и кожаные сандалии. Здесь он переоделся, расставшись с прежней одеждой и обувью.

Осмотрев себя в зеркало, инок остался доволен новым обликом, но в то же время подумал: «Когда опять подрясник надену? Надоел этот маскарад!»

Дальше для Лазаря все сложилось более-менее удачно: воспользовавшись телефоном-автоматом, он быстро дозвонился до Музыканта, с надеждой, что тот поможет где-то отсидеться. Музыкант обрадовался неожиданному звонку, так как через час начинался его сольный концерт, на который он тут же пригласил Лазаря. Инок предпочитал бы поменьше появляться на людях, но деваться было некуда; записал адрес клуба, поймал такси и поехал.

Минут через сорок Лазарь подъехал к клубу «Тип-топ». Здесь собирались в основном выходцы из бывшего СССР. Хозяева клуба — русские бакинцы славились гостеприимством и часто предоставляли площадку малоизвестным исполнителям, наподобие Музыканта. Когда инок входил внутрь, за ним с разных сторон улицы наблюдали двое. Они не были похожи на агентов спецслужб. В их облике угадывалось что-то общее и одновременно противоположное, словно на шахматном поле сошлись две фигуры одинакового достоинства, но разного цвета — черная и белая.

В полумраке клуба Лазарь различил своего знакомого, настраивавшего гитару, и подошел к нему.

— Привет, — тихо сказал инок.

Музыкант какое-то время вглядывался в черты лица поприветствовавшего его человека:

— Лазарь?

— Он самый.

— Тебя не узнать! Чего так преобразился?

— Одолела охота к перемене мест... И к перемене внешности, — вяло пошутил Лазарь.

— Не ожидал, что ты позвонишь сегодня. Рад! Спасибо, что пришел.