Ангелы с плетками

Закончив приготовления, мы встали перед зеркалом, чтобы причесаться по-новому. У бедняжки Урсулы совершенно прямые волосы мышиного цвета, и, что с ними ни делай, они распадаются под гребнем длинными неряшливыми прядями. Урсула старалась не подавать вида, но я заметила, что она в бешенстве. Я ненавижу свои рыжие волосы, но они хотя бы вьются, и я могу уложить их длинными локонами, просто накрутив вокруг пальцев. Урсула наблюдала за мной — прическа получилась похожей на мамину. Тогда Урсула погладила меня по волосам, как бы извиняясь. Она улыбнулась мне, и, не обмолвившись больше ни словом, мы решили относиться друг к другу добрее.

Но быть доброй с Урсулой трудно, и я постоянно забываю о своем негласном обещании. Немного спустя настало время ужина, и Урсула ушла. Признаюсь, я обидела ее, выждав до самой последней минуты и лишь затем пригласив завтра на чай.

Завтра. Когда я пишу это слово, я вся трепещу от волнения. Завтра.

Уже поздно (а я не сделала ни единой петли в своем кружеве). Только что прокралась в комнату Анджелы, чтобы в последний раз окинуть все взглядом. Быть может, когда-нибудь мы устроим все вместе полночную пирушку с коробкой шоколада, которую я отложила со дня рождения. Но, возможно, Анджела — строгая, хорошо воспитанная девочка и ложится спать, когда ей велят.

Понедельник

Как и с чего начать?

Я проснулась так рано, что к тому времени, когда послышался далекий стук колес у въезда в аллею, мне показалось, будто прошла целая вечность! «Теперь все будет иначе», — подумала я, выскочила из своей комнаты и в спешке чуть не врезалась на лестнице в маму. Она тут же попросила меня сбегать снова наверх за носовым платком: я повиновалась, но была слишком возбуждена и нигде не могла его найти. Мне стыдно признаться, но я очень рассердилась, что не смогу встретить их внизу, не сдержалась и, наконец найдя этот ненавистный платок, впервые встретилась со своими дорогими родственниками вся в слезах и с раскрасневшимся лицом.

Тетя Маргарет так сильно похожа на маму, что я была просто потрясена. Вот только волосы у нее темные. Такие же фиолетовые глаза, кремовая кожа и самые узкие запястья, какие я видела (за исключением Анджелиных). Она гораздо веселее мамы, говорит все, что взбредет в голову, и постоянно надо всем смеется. Глаза у нее горят. Она нежно обняла меня и, повернувшись к маме, сказала, сильно меня смутив:

— Когда-нибудь она наверняка станет красавицей.

Я заметила, что мама осталась недовольна этим замечанием, сделанным при мне.

Я повернулась поздороваться с дядей Джоном, который был еще выше папы, и он сказал маме:

— Ну и ну, кто бы мог подумать, что у тебя такая взрослая дочь!

Но, увидев Кеннета, я забыла обо всех остальных.

Он самый красивый молодой человек, которого можно вообразить, и теперь, когда я познакомилась с ним поближе, он кажется еще красивее. Я называю его красивым, а не статным, хотя по отношению к мужчинам обычно употребляют второе слово. Он очень высок, у него прямые, черные как смоль волосы и большие, раскосые голубые глаза с припухлыми веками, которые придают ему мечтательное выражение, а под глазами — темные круги, еще больше их оттеняющие. У него самая романтическая внешность, какую я встречала. При ходьбе он слегка сутулится, чуть наклоняя голову вперед, и всегда кажется задумчивым. Он редко улыбается, но голос у него дружелюбный и приятный, зубы — белые, и он очень хорошо сложен.

Кеннет с улыбкой шагнул вперед, чтобы поздороваться со мной… и я впервые в жизни страшно оробела! Не успела я обрести дар речи, как он еще сильнее наклонился и, глядя мне прямо в глаза, сказал шепотом, пронзившим меня насквозь:

— Похоже, ты — плакса. Так? Надеюсь на это.

Лицо у меня вспыхнуло, и я это почувствовала.

Наверное, зрелище было неприглядное, поскольку Анджела, стоявшая рядом с братом, поцеловала меня, а затем, повернувшись к Кеннету, улыбнулась и насмешливо ему подмигнула. Этого я уже не могла вынести и готова была разреветься у всех на виду. Но тут Анджела ласково обняла меня и, взяв под руку, сказала:

— Дорогая Виктория, ты не покажешь мне мою комнату?

С огромной радостью! А еще с благодарностью за то, что она помогла мне скрыть мою неловкость. Я почти успокоилась, когда, поцеловав в губы, Анджела похвалила меня за то, что я так красиво развесила цветы.

В эту минуту я подумала об Урсуле и вновь почувствовала неприязнь.

Анджела прелестна. Волосы у нее темные, как у Кеннета, но кудрявые, а глаза такие же синие, с длинными черными ресницами, отбрасывающими на щеки темные тени. Кожа напоминает своим слабым розовым оттенком лепестки роз. И ни единой веснушки!

Я не знала, что сказать, и молча любовалась ею.

Она села перед зеркалом, чтобы снять шляпку. Ее отражение улыбнулось мне из зеркала.

— Я так взопрела после всех этих поездок, — сказала она. — Помоги мне чуть-чуть расстегнуться?