Ангелы с плетками

Я помогла ей распахнуть верх платья и с изумлением заметила, что под ним ничего нет, кроме очень тугого белого корсета. Взглянув в зеркало у нее из-за спины, я увидела, что к обеим пластинкам из китового уса, на уровне розовых сосков, прикреплены два маленьких заостренных металлических конуса. Я никогда не видела подобных корсетов и не знаю, что побудило меня вытянуть руку и потрогать одно острие. В тот же миг Анджела подалась вперед.

Резко вскрикнув от боли, — наверное, это напомнило выстрел в тишине, — я отдернула палец. На нем выступила кровь. Мне стало очень стыдно за свою несдержанность, и я не знала, что сказать, но Анджела лишь рассмеялась и, схватив меня за руку, к моему смущению, начала сосать мой палец, пока он не занемел, и тут я попросила ее остановиться.

— Больно было? — спросила она.

— Ой, да, — ответила я.

Тогда она вздохнула и откинулась на спинку стула с таким видом, будто вот-вот лишится чувств.

Я помчалась за водой, стоявшей на тумбочке, вместе с тем поражаясь, какое чуткое у Анджелы сердце. Но когда я вернулась со стаканом и графином, она уже полностью пришла в себя.

— Как жарко, — сказала она, а затем резко велела оставить ее одну.

Чем я вызвала ее раздражение? Я не знала, но хотела извиниться. Однако не отважилась и, сдержав слезы, в подавленном настроении на цыпочках вышла.

Я не заметила, как на пальце снова выступила кровь, испачкав мое лучшее платье. Я попросила миссис Перкинс почистить его, и, несмотря на мои возражения, она все же перевязала мне палец. Она была так взволнована, что даже не спросила, как это случилось.

Я не видела Анджелу до самого обеда, хоть и постояла немного в коридоре, надеясь, что она спустится и я смогу ей показать свою часть розария.

В открытое окно я увидела, как Кеннет задумчиво бродит по гравию дорожки перед лужайкой, беседуя с папой о будущем и о своих планах поступить осенью в Оксфорд. Сама мысль о том, что он так скоро уедет, была просто невыносима. Я вспыхнула, вспомнив, как он недавно назвал меня плаксой, и при мысли об этом унижении на глаза мне вновь навернулись слезы. Мне хотелось спуститься к ним, но я не могла — из-за робости.

Какое облегчение — наконец-то услышать звонок к обеду! Вообразите мою радость, когда меня посадили за столом рядом с ним, а с другой стороны от меня была Анджела!

Мама почти сразу уставилась на меня и спросила, что с пальцем. Что-то заставило меня солгать. Я ответила, что укололась за рукодельем… и даже не покраснела при этом. В ту же минуту Анджела протянула руку над моими ногами и положила ее Кеннету на колено. Она сделала это так быстро, что я подумала: не померещилось ли мне? Потом я заметила, как Кеннет кивнул ей, точно это был какой-то их тайный знак. Как жаль, что у меня нет брата, с которым я могла бы делиться секретами!

Я пыталась заговорить с Кеннетом, но всякий раз, когда открывала рот, к горлу подкатывал комок, и я вновь принималась за еду на тарелке. Наверное, Кеннет заметил мой испуг: к концу обеда, когда завязалась весьма оживленная беседа о восстании туземцев и Глостерширском полке, и все развеселились, он взял меня за руку и положил ее себе на ногу. — Уже лучше? — спросил он громким шепотом. Я кивнула в ответ, почувствовав, как что-то нежное и одновременно твердое зашевелилось на дне его кармана, и с ужасом предположив, что, возможно, это — ручной мышонок. Но ради дружбы с Кеннетом я готова было вынести что угодно и гладила его, сколько хватало смелости, пока мисс Перкинс не посмотрела на меня сурово, чтобы я вытащила руки из-под стола.

После обеда все пошли гулять в парк. Когда мы собрались на лужайке за чаем, мне показалось, будто мои кузен и кузина жили здесь всегда, и я забыла о самом существовании Урсулы. Но она была тут как тут. Вся разгоряченная и сердитая, она сказала, что ищет меня повсюду битый час. Я познакомила ее с Кеннетом и Анджелой. И тогда она начала так позорно жеманничать, что я вздохнула с огромным облегчением, когда она наконец ушла. Хотя Урсуле уже шестнадцать и она ровесница Анджелы, клянусь: между ними нет ничего общего! И я рада, что оба моих родственника не обратили внимания на ее клоунаду.

За ужином я снова гладила чу́дную мышку Кеннета. Он казался очень довольным и во время нового разговора о восстании в городе под названием Амритсар обратился ко мне дважды.

— Ты любишь зверушек, моя прелестная пизденка? — спросил он с радостным блеском в глазах, а затем, минут пять спустя, повернулся вновь и, очень близко придвинув ко мне лицо, произнес:

— Да, ты — моя прелестная пизденка.

Он также сказал, что привез мне из Индии подарок, который прибудет завтра вместе с остальным багажом. Несмотря на все мои мольбы, он так и не признался, что это.

Все мы ушли спать рано, и, к великому моему разочарованию, Анджела, поцеловав меня и шепотом пожелав спокойной ночи, ушла в свою комнату и заперла за собой дверь.