Английский детектив. Лучшее за 200 лет

На мгновение подумал, что коридор тоже пуст. Но ошибся и столкнулся с кафром, тоже ползущим на четвереньках. Не в силах заставить себя вырубить этого беднягу, я устрашающим образом пригрозил ему револьвером и оставил его белые зубы стучать в черной голове, а сам побежал по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Не могу объяснить, почему я так решительно побежал наверх, словно это был единственный вариант. Однако сад и первый этаж кишели людьми, и решение мое оказалось не самым худшим.

Я завернул в первую попавшуюся комнату. Это была спальня – пустая, но с включенным светом; никогда не забуду, как подскочил, наткнувшись вдруг на жуткого бандита, которым оказалось мое собственное отражение в огромном зеркале! В маске, вооруженный и всклокоченный, я действительно был подходящей кандидатурой для пули или же виселицы и даже смирился с этой перспективой. Тем не менее предпочел спрятаться в гардеробе за зеркалом. Там я стоял, дрожа и проклиная судьбу, собственную глупость и больше всего Раффлза – его в первую и последнюю очередь – на протяжении примерно получаса. Потом дверь гардероба внезапно распахнулась; они прокрались в комнату без единого звука и теперь поволокли меня, бесславного пленника, вниз по лестнице.

В холле последовали отвратительные сцены: на подмостки вышли дамы – при виде отчаянного преступника они синхронно завизжали. По правде говоря, я, наверное, дал им основания для этого, хотя маску с меня сорвали и она прикрывала теперь только левое ухо. В ответ на их визг Розенталь заорал, веля всем молчать; женщина с волосами-мочалкой пронзительно завопила, проклиная его в ответ; все вокруг превратилось в неописуемый Вавилон. Я помню, как прикидывал, сколько времени пройдет до появления полиции. Первис и дамы были за то, чтобы вызвать ее и незамедлительно сдать меня. Розенталь об этом и слышать не хотел. Он пообещал пристрелить любого, кто скроется из его поля зрения. С него хватит полиции. Он не позволит полицейским приехать сюда и испортить праздник; он разберется со мной по-свойски. С этими словами Розенталь вырвал меня из всех остальных рук, швырнул в сторону двери и выпустил пулю, которая прошла сквозь дерево в дюйме от моего уха.

– Пьяный идиот! Это будет убийство! – закричал Первис, преграждая путь выстрелу во второй раз.

– Какая разница? Он же вооружен, так? Я застрелил его, обороняясь. Будет предупреждение всем остальным. Ты отойдешь или хочешь получить свою долю?

– Ты пьян, – сказав Первис, все еще стоя между нами. – На моих глазах ты приговорил полный стакан с тех пор, как зашел сюда, и окосел будто свинья. Соберись с мыслями, старик. Не нужно делать того, о чем потом будешь сожалеть.

– Тогда я не стану стрелять в него. Буду стрелять вокруг этого подонка. Ты совершенно прав, старина. Я не наврежу ему. Это большая ошибка. Вокруг него. Вот так!

Его веснушчатая лапа взметнулась поверх плеча Первиса, из кольца сверкнула пурпурная молния, из револьвера – красная вспышка, а из присутствующих дам исторглись вопли, не умолкавшие, пока не затихло эхо выстрела. У меня в волосах застряло несколько щепок.

В следующее мгновение боксер обезоружил Розенталя, и я выскочил из огня, будучи в конечном счете обречен на полымя: среди нас уже находился полицейский. Он вошел через французское окно в гостиной; это был офицер, отличающийся немногословностью и похвальным проворством. В один миг он надел мне на запястья наручники, пока боксер объяснял ему ситуацию, а его шеф в бессильной злобе осыпа́л проклятиями органы правопорядка и их представителя. Хорошо же они несут службу; много же от них пользы, когда они пришли уже после того, как все кончено и всех обитателей могли к этому моменту перебить во сне. Офицер соизволил обратить на него внимание, только когда уводил меня прочь.

– О вас-то мы всё знаем, сэр, – презрительно сказал он и отклонил предложенный Первисом соверен. – Увидимся снова, сэр, в Мэрилебон.

– Мне пойти сейчас?

– Как хотите, сэр. Мне кажется, другой джентльмен нуждается в вас больше, и я не думаю, будто этот молодой человек причинит много проблем.

– Я полностью повинуюсь, – сказал я.

И вышел.

Мы прошли молча с сотню ярдов. Было около полуночи. Вокруг ни души. Наконец я прошептал:

– Как же, черт возьми, тебе это удалось?