Английский с Эдгаром По. Падение дома Ашеров

He suffered much from a morbid acuteness of the senses (он много = сильно страдал от болезненной остроты чувств); the most insipid food was alone endurable (одна только самая пресная еда была переносима; alone – один, одинокий); he could wear only garments of certain texture (он мог носить лишь одежду определенной текстуры); the odours of all flowers were oppressive (запахи всех цветов были угнетающими); his eyes were tortured by even a faint light

(его глаза испытывали муку даже от слабого света: «были мучимы»); and there were but peculiar sounds, and these from stringed instruments (и были лишь /некоторые/ особенные звуки, а именно звуки струнных инструментов; but – но; лишь, только; these – эти), which did not inspire him with horror (которые не внушали ему ужас; to inspire – вдохновлять).

He suffered much from a morbid acuteness of the senses; the most insipid food was alone endurable; he could wear only garments of certain texture; the odours of all flowers were oppressive; his eyes were tortured by even a faint light; and there were but peculiar sounds, and these from stringed instruments, which did not inspire him with horror.

To an anomalous species of terror I found him a bounden slave

(я нашел его закованным рабом ненормальной разновидности ужаса; slave – раб; to find – найти). “I shall perish,” said he, “I must perish in this deplorable folly (я погибну, сказал он, я должен погибнуть в этом прискорбном безумии). Thus, thus, and not otherwise, shall I be lost (так, так и не иначе погибну я; lost – потерянный; погибший от to lose – терять). I dread the events of the future (я страшусь событий будущего), not in themselves, but in their results

(не самих по себе, но их следствий). I shudder at the thought of any, even the most trivial, incident (я содрогаюсь при мысли о любом, даже самом тривиальном случае), which may operate upon this intolerable agitation of soul (который может подействовать на это невыносимое возбуждение души).

To an anomalous species of terror I found him a bounden slave. “I shall perish,” said he, “I must perish in this deplorable folly. Thus, thus, and not otherwise, shall I be lost. I dread the events of the future, not in themselves, but in their results. I shudder at the thought of any, even the most trivial, incident, which may operate upon this intolerable agitation of soul.

I have, indeed, no abhorrence of danger (поистине, у меня нет страха перед опасностью), except in its absolute effect – in terror (кроме как в его крайнем проявлении – ужаса). In this unnerved – in this pitiable condition

(в этом издерганном, в этом жалком состоянии) – I feel that the period will sooner or later arrive (я чувствую, что рано или поздно придет время: «раньше или позже») when I must abandon life and reason together (когда я должен буду покинуть = лишиться жизни и рассудка вместе /с ней/), in some struggle with the grim phantasm, fear (в борьбе с мрачной фантазией, страхом).”