Анизотропное шоссе. Путеводитель по дорогам, которые выбирают

Таманский попытался отыскать замаскированного «паука», но требовалось что-то посерьезнее, чем линзы Френеля в очках. Он на мгновение отвлекся от стоящего Пебева, но когда вновь посмотрел туда, где стоял сихиртя, его там не оказалось. Словно тоже включил маскировку.

Таманский бросился к озеру, огляделся. Где? Вот дьявол! Растяпа! Упустил, как какой-нибудь стажер! Он, Таманский, по прозвищу Скорохват! Пустохват он, а не Скорохват! Над ним Блинчиков будет смеяться! И поделом!

Он осмотрел камни там, где засек Пебеву, но никаких следов не нашел. А затем над головой полыхнуло, воздух содрогнулся, ударная волна толкнула Таманского в спину, и он растянулся, зажав уши руками, в которые ввинчивались ржавые буры, — ни с чем не спутываемое ощущение от вышедшего из скачка гипера. Вышедшего в такой близости, что тело, казалось, раскатали в тонкий блин, затем соскребли в бесформенный комок и раскатали по новой.

Поэтому, когда Таманского вздернули в воздух, заломили руки и стянули в локтях так, что захрустело в плечевых суставах, он воспринял боль как освобождение, а стоящих вокруг спецов — почти как освободителей. Гипер висел между берегом и пещерой, в которой скрывались Арехин и Блинчиков, еще раскаленный, потрескивающий, но с уже распахнутым во всю ширь грузовым люком, откуда, надо полагать, и выскочили эти братцы из ларца, в камуфляже Корпорации неотличимые друг от друга. И его система невидимости им нипочем…

Сейчас начнут прокачивать, вяло подумал Таманский. Я бы начал… еще тепленького… контуженного… имя… фамилия… часть… дурачка включу — «шипучку правды» вколют… имя… фамилия… часть…

Но спецы ничего спрашивать не стали, лишь развернули лицом к палаткам и толкнули в спину — топай, мол, боец Красной армии. А там тебе будет курка, яйки, млеко. Таманский попытался повернуть голову, чтобы посмотреть — что еще выгрузят из гипера, но ему немедля отлили такого «пива» по почкам, что гидроусиление костюма не смогло полностью погасить удар. Таманский споткнулся, но удержался на ногах и побрел в указанном направлении.

— Вы свободны, — сказал сидящий за низким столиком человек в меховом комбинезоне, копирующем традиционное облачение оленеводов.

Эти слова Таманский ни в коей мере не отнес к себе. Его усадили на стульчик с матерчатой сидушкой, более подходящий для северного берега Черного моря в разгар пляжного купания, нежели для южного берега Белого моря. А чтобы у него не оставалось никаких иллюзий, прицепили к шее «собачку», которая впилась так, что хотелось замереть и не шевелиться, дабы не вводить прибор в искушение.

— Вы свободны, — повторил человек, и спецы вышли из палатки. — Нас никто не услышит, — сказал человек уже Таманскому и ткнул клавишу внутри распахнутого чемодана, в котором старший лейтенант признал армейский многоцелевой КВ — подобные, еще до эмбарго Корпорации, поставлялись для нужд Управления, правда, и тогда приобретаемые через третьи-четвертые руки, дабы скрыть истинного покупателя и цели использования квантовых вычислителей. Как потом оказалось — напрасно, ибо сделанные в них закладки Корпорации не удалось полностью обезвредить, и вычислители теперь ржавели где-то на армейских складах — ненужные и опасные.

Еще на столе стояла самая обычная трехлитровая пластиковая канистра, в каких продают компоты и соления, но заполняла ее жидкость такого же цвета, что и озеро, — словно в яркую голубизну намешали истолченного мела. К тому же жидкость жила какой-то собственной жизнью — в ней то и дело возникали потоки, завихрения.

— Да, это вода из… озера, — последнее слово человек произнес с запинкой, будто хотел сказать что-то другое. — Как вас зовут, простите?

— Старший лейтенант Таманский.

— Лейтенант, — человек задумчиво потер подбородок. Как и у всех представителей северных народностей, у него скверно росла борода, хотя, похоже, он тщился ее отпустить. — Это ведь не высокий чин?

— Мне хватает.

— Скажите, Та… Таманский, у вас есть полномочия для вербовки?

— Переметнуться опять желаете? — осклабился Таманский. — Искупить перед родиной?

— Родиной? — человек поморщился. — До каких же пор эта ошибочная концепция будет всем нам мешать, — сказал он, скорее всего, самому себе. — Я — ученый, господин Таманский. Может быть, слышали — Гарин? Александр Петрович Гарин. Уроженец, кстати, здешних мест.

— Но работаете на Корпорацию.

— Ученый служит науке, господин Таманский. У объективной истины нет государственной принадлежности. Ученому хорошо там, где он может без помех проводить свои исследования. И не важно — Корпорация это или Россия. Предвосхищая ваш вопрос — до сего момента Корпорация обеспечивала наилучшие условия.

— Что же изменилось? Зарплату урезали?

Гарин рассмеялся.