Перебравшись через бёдра Джерарда, Фрэнк, смотря на него с высоты своего положения, принялся медленно, до агонии неторопливо опускаться на его плоть сверху, помогая себе рукой. Глаза Джерарда широко распахнулись от подобной наглости, и он не мог издать ни звука, лишь с каждым мгновением всё больше ощущая упругое, мягкое, смело обволакивающее тепло любимого человека. Ни одна мышца не дрогнула на лице Фрэнка, пока он, издав вздох наслаждения, не опустился до самого конца, встретившись прохладными ягодицами с горячечной кожей паха. Его точёные бёдра сжали бока Джерарда, не давая воли двигаться. И вот, чуть привыкнув, Фрэнк медленно, не отрывая взгляда от пьяных глаз Джерарда, приподнялся, чтобы тут же опуститься до самого конца, зажмурив глаза и дыша своим прекрасным, таким манящим приоткрытым ртом. Алеющие искусанные губы, застывающие в округлой форме после каждого движения, приковывали к себе взгляд Джерарда, гипнотизировали, в то время как тело продолжало обжигать своей податливостью и жаром.
Фрэнк изнемогал. Он терял ритм и силы, выдыхаясь, всё время ускоряя темп, пока в какой-то момент не рухнул на Дерарда сверху, по-змеиному обвивая руками шею, жадно и бесконтрольно впиваясь губами в сухие желанные губы.
Это стало сигналом, яркой вспышкой под веками. Джерард, почти повисая на онемевших связанных руках, начал двигать бёдрами навстречу этому обезумевшему, расплавившемуся мальчишке, с каждой секундой желая большего: подмять под себя, доминировать, ласкать со всей нежностью и страстью, прикусывать чувствительную шею, оставлять метки на каждом сантиметре бледной кожи.
— Fai di me… — начал шептать Джерард, приближаясь к агонии. Слова царапали пересохшую глотку, прорываясь наружу. Он устал быть связанным, да и Фрэнк утомился вести в их невероятно горячей игре. — Fai di me! — вскрикнул он между поцелуями, надеясь, что почти отключившийся от наслаждения Фрэнк услышит и поймёт его.
Через мгновение Фрэнк, выпростав руку, лишь легко потянул за свисающий край шарфа, распуская всё сложное плетение узлов.
Перебарывая онемение, саднящее в запястьях, и больное покалывание от восстанавливающегося кровообращения, Джерард сладостно и жадно обвил обнажённую спину Фрэнка, с яростью перекатываясь, подминая его под себя. Его тёмные, почти чёрные в сумраке волосы упали на разгорячённые щёки Фрэнка, словно обрамляя их траурным кружевом.
Фрэнк казался невменяемым. В его бессмысленных глазах было столько тумана желания, что он захлёбывался в нём. И Джерард, почувствовав, наконец, свою волю, начал с силой и рычанием вбиваться в его разгорячённое, упругое тело.
Джерард искренне надеялся, что никогда не забудет восхитительных стонов, что разрывали пространство комнаты этой ночью, отскакивая от стен, переплетались и наслаивались, словно шаловливые духи-пересмешники. Фрэнк отдавался любви самозабвенно, до самого дна, расчерчивая его спину саднящими полосами, целуя и кусая в губы, он кричал, шептал и стонал так невероятно, что у Джерарда туманило разум. Он и не рассчитывал продержаться долго, но всё же надеялся успеть доставить удовольствие своему мальчику. Едва хрупкое тело Фрэнка дёрнулось, с силой выгибаясь под ним, обдавая горячей влажностью их животы, Джерард счастливо вздохнул и, на миг остановившись, позволил себе нырнуть в сильнейший, ярчайший свой оргазм.
Все потеряло значение и смысл. Реальность размывалась на гранях, теряя очертания. Ничего не было дальше стен этой небольшой, очень аскетично обставленной комнаты. Только их жарко сплетённые тела, дышащие в унисон, и незримые сети чувств, что с невероятной силой опутали их.
— Я не уеду, — в полусонном бреду прошептал Фрэнк, со всей нежностью и требовательностью прижимаясь к телу Джерарда, словно ища защиты. — Что бы вы ни делали, что бы ни говорили… Я не уеду. Я никогда не оставлю вас. Я давно не беспомощный мальчик, я могу идти рядом с вами, плечом к плечу…
Он уже почти спал, когда в темноте над его ухом прозвучал ответ:
— Я знаю, любовь моя… Знаю. А теперь спи.
****
Их разбудил взволнованный, очень настойчивый стук в дверь. Джерард не успел ответить — более того, он не успел проснуться, всё так же сжимая в своих объятиях сонного Фрэнка, как в комнату влетела нервная, непривычно бледная Маргарет.
Она ничуть не удивилась переплетённым телам на размётанной постели, а если и удивилась, то ничем не подала виду.
— Жерар… — сдавленно начала Маргарет, задыхаясь и от этого то и дело приостанавливая речь, — я только что с рынка. На каждом углу кричат о новостях, — она снова замолчала, пытаясь перевести дух. — Народное ополчение рано утром штурмом взяло Бастилию. Не обошлось без жертв и стихийных казней без суда и следствия. И теперь эта толпа держит курс на Лувр…
Глава 31