Антарктическая одиссея. Северная партия экспедиции Р. Скотта

Впервые поднявшись на пригорки за пляжем, я сразу заметил множество тюленей, нежившихся под солнцем на припае и даже на скалах. Они находились здесь еще несколько дней, до первой настоящей осенней бури, которая заставила их покинуть берег. Наверное, прежде всего именно из-за присутствия тюленей мы оказались столь беспечны, что не делали запасов в предвидении возможной зимовки, а когда спохватились, было уже поздно, тюленей осталось очень мало. Правда, Кемпбеллом руководило и нежелание убивать животных в больших количествах, пока мы не будем совершенно уверены в том, что нас ждет зимовка в этом краю. Похвальное нежелание, но вряд ли оно впредь определит поступки любого из нас при малейшей угрозе зимовья в сходных условиях. В это время года тюлени Уэдделла всегда скапливаются большими стадами на мелководьях и в длинных узких бухтах, врезающихся в прибрежные ледники, так как только близ берегов они могут спастись от своего смертельного врага - косатки. Зимой они живут в безопасности на участках моря с устойчивым ледяным покровом, но уже в конце весны собираются для спаривания на залежках, расположенных обычно в бухтах и заливах, где лед может сохраняться до декабря. Летом, когда он взламывается и здесь, тюлени возвращаются в Убежище Эванс, бухту Рилиф на языке ледника Дригальского и другие места, где они могут быть уверены, что косатки за ними не последуют. Вот тогда-то таким партиям, как наша, и следует запасаться мясом на зиму.

Остров Инекспрессибл, где нам было суждено провести несколько месяцев, имел около трех миль в длину [4,8 км] и около полумили [805 м] в самом широком месте. На западе он граничил с языками, отходящими от ледников Кемпбелл и Пристли, на востоке его омывали воды залива Терра-Нова. Западный его берег круто спускался к леднику отвесной скалой в несколько сот футов, восточный же понижался сначала обрывисто, а затем полого и у моря образовывал три бухточки, одну из которых я только что описал. Остров состоял из гранита и кристаллического сланца и был почти свободен от снега. Только в глубине первой бухточки находились довольно большие наносы, в которых мы вырыли себе пещеру. Бухту мы назвали Сивью [79], почему, станет ясно из дальнейшего.

Среди валунов поднятого пляжа лежало множество старых окаменевших скелетов, принадлежавших тюленям самых разных возрастов, начиная от четырехфутовых [1,22 м] детенышей и кончая старым гигантом 144 дюймов [3,66 м] в длину, то есть крупнейшим из виденных мною тюленей Уэдделла, а следовательно и всех тюленей вообще. Мы и зимой встречали подобные скелеты, но, конечно, не в таком большом количестве. Казалось, мы набрели на старое кладбище тюленей, подобное слоновьим некрополям, встречающимся в Африке и Азии. Почти во всех наших экскурсиях по прибрежным долинам мы натыкались на остовы тюленей, порою почти на невероятной высоте (например, на 3000 футов [915 м] на леднике Феррара), из чего несомненно можно заключить, что многие из этих животных, чуя приближение смерти, уходят умирать подальше от моря [80]. Но - достопримечательный факт - нигде мы не видели такого скопления скелетов, как на берегу залива Терра-Нова.

Один-два дня мы посвятили предварительному осмотру острова Инекспрессибл, а 8 февраля Кемпбелл разрешил мне совершить с Абботтом и Браунингом санную вылазку в отдаленную часть острова. Хотелось разузнать, не можем ли мы пройти на выходящий к морю конец морен ледника Пристли. В этом кратковременном походе мы впервые ощутили на собственной шкуре западный ветер, постоянно дующий с ледника Ривса. Зимой он отравил нам существование. Пока, правда, это был ветер умеренной силы, но дул он с плато прямо в лицо и сильно действовал на нервы. Поэтому радость наша была велика, когда мы достигли своей цели и смогли наконец поставить лагерь на невысоком сугробе с подветренной стороны одной из морен. Ветер, однако, не унимался ни на минуту, что сильно затрудняло сбор геологических образцов. Он затих только на четверть часа во время завтрака на второй день, не иначе как специально для того, чтобы заставить меня выползти из палатки, которую мои товарищи наполнили дымом флотского табака.

Внимательно осматривая морены в поисках ископаемого угля, мы дошли до их приморского края и через несколько сот ярдов форсировали трещину. В месте нашего перехода она имела в ширину ярдов двадцать - тридцать [18,3-27,5 м], но чем дальше от моря, тем больше она расширялась и кое-где достигала значительно больше ста ярдов [более 92 м]. Местами ее стороны были соединены надежными снежными мостами, но на большом протяжении она была совершенно открытой и составляла непреодолимое препятствие на пути к югу.