В этом заключается настоящее противоречие. Наставник политиков желает, чтобы государь для защиты от тайных заговоров возбуждал к себе любовь своих подданных, в семнадцатой же главе он говорит, что государю больше надлежит возбуждать в подданных страх; ибо тогда он полагался бы на то, что находится в его власти, с народной же любовью дело обстоит иначе. Итак, какое из этих мнений более справедливо? Он говорит подобно оракулу, словеса которого можно толковать произвольно, однако настоящее изречение оракула, если сказать правду, является речью обманщика.
Вообще, я должен заметить еще и то, что заговоры и тайные убийства ныне почти прекратились. С этой стороны государи находятся в безопасности, поскольку это – злодеяние очень древнее, и ныне в нём нет необходимости. По крайней мере, подобное гнусное преступление может быть совершено только безродными бродягами.
Из числа необычных вещей, связанных с заговорами, Макиавелли высказывает одну заслуживающую внимания мысль, которая, однако, в его устах выглядит зловеще. Заговорщик, говорит он: «Опасается страха наказания, короли же защищены или величием государства, или достоинством своего величия».
Мне кажется, что автору политической науки несвойственно говорить о законах, если он больше привык вести речь о корыстолюбии, свирепости, неограниченной власти и беззаконных завоеваниях. Он уподобляется протестантам, которые используют те же доводы для опровержения папизма, что и паписты для его защиты.
Таким образом, Макиавелли дает совет государям, чтобы они стремились приобрести народную любовь и для этого искали расположения и у знати, и у народа. Он справедливо говорит о том, что поступки, могущие возбудить ненависть обоих сословий, необходимо поручать другим, и для этого учредить судей, решающих споры между знатью и народом, примером чему является французское правление. Этот ревностный друг неограниченного господства и законно присвоенной власти восхваляет те привилегии, которыми в его время пользовались члены французского парламента[57]
. Но я подтверждаю, где можно найти такой образ правления, мудрость которого в наши времена до́лжно поставить в пример. Не порицая других, это следует сказать и об английском государственном строе. Там парламент является судьей между народом и королем, и король имеет власть учреждать благое, противное же ему делать воспрещается.Макиавелли далее пускается в пространное рассуждение, связанное с жизнью римских императоров от Марка Аврелия до обоих Гордианов[58]
. Он приписывает эти частые перемены той причине, что государство было продажным и что оно покупалось за деньги. Однако это не было единственною причиной, ибо хотя Калигула, Клавдий, Нерон, Гальба, Оттон и Виттелий[59] имели несчастный конец своей жизни, однако они так, как Дидий и Юлиан, не покупали Рима. Наконец, хотя эта продажа государства была по большей части причиной убийства римских императоров, однако подлинная причина возмущений крылась в самом образе правления. Лейб-стража тогдашних императоров (преторианцы) была подобна мамелюкам в Египте, янычарам в Турции и стрельцам в Москве. Хотя Константину[60] и удалось отказать им от службы, однако, при всём том, последовавшие за этим несчастья государства не спасли его обладателей от тайных убийств и отравлений. Теперь я вижу, что только одни злые императоры умирали лютой смертью, Феодосий же преставился на своем ложе, и Юстиниан[61] благополучно жил восемьдесят четыре года. Из этого я заключаю, что ни один злой государь не был счастлив, да и Август не пребывал в покое до тех пор, пока не стал добродетельным. Тиран Коммод, наследник божественного Марка Аврелия, невзирая на то почтение, кое имели люди к его родителю, был умерщвлен, Каракалла из-за своей свирепости не удержался у власти. Александр Север Максимином из Фракии был убит[62]; но и этот также, когда он варварскими поступками обидел всех, был тайно лишен жизни. Макиавелли говорит о том, что причиной была его низкая порода, однако это неверно. Муж, ставший государем из-за своей храбрости, не имеет к своим родителям никакого отношения, и говорить надо о его храбрости, а не о его происхождении. Пипин хотя и был сыном деревенского кузнеца, Диоклетиан – раба и Валентиниан[63] – канатчика, однако при всём том все оказывали им почтение. Сфорца, овладевший Миланом, был мужик, Кромвель, подчинивший Англию и потрясший всю Европу был сыном купца, великий Магомет, основатель могущественнейшего во всём мире государства, был слугой купца, Само[64] первый славянский король был французским купцом, славный Пяст[65], имя которого почитается в Польше, избран был королем тогда, когда он ходил еще в лаптях и даже через сто лет был почитаем.