Антиглобалист

Девушки попрощались, и Света ушла, оставив деньги на столе за свой кофе. Инна сидела ещё какое-то время в кафе, а потом тоже вышла, добавив к Светиным деньгам купюру за свой чай с чаевыми. Она была недовольна этим разговором. Ей не укладывалось в голову как можно хотеть убить своего собственного ребенка. Ей всегда казалось это диким и немыслимым. Тем более инициаторами и убийцами выступают сами матери, ведь насильно их никто не тащит к врачу. Те, кто должен был стать защитой опорой источником жизни для младенца, этот человек от которого полностью зависело существование малыша, этот человек который должен был тебя выносить (так же как и его когда-то выносила мать) родить воспитать и выкормить – вдруг становился твоим врагом, восхотевшим оборвать твою жизнь. Где эти добрые ласковые любящие мамы сейчас? Инна вспоминала рассказы своей прабабушки Анны, которая во время войны осталась с четырьмя детьми, её муж ушел на фронт и в 1945 погиб, после войны по стране осталось много сирот, и некоторые семьи брали на воспитание таких детей. Прабабушка взяла пятого ребенка в семью, также поступил, прадед Петр, уже имея троих детей, он с фронта привел малыша сироту в дом, и его родной брат Иван привел сироту, который был третьим ребенком в семье. «Вот это люди были – думала Инна – и жили в худших условиях, без стиральных и посудомоечных машин, без холодильников и газовых плит, без туалетов и ванных комнат в домах с теплым полом, и времена были послевоенные суровые с дефицитом товаров, и множеством других проблем. А сейчас есть все, а детей не хотят. Не детей не хотят, а себя обременять не хотят, не хотят жертвовать собой, жить хотят лишь в свое удовольствие. Мир потребителей и эгоистов. Обмельчали. Инна шла сердитой на Свету и корила себя за то, что слишком мало аргументов привела в пользу ребенку, ей казалось, что она была слишком грубой и опрометчивой, не до конца убедительной в речах, а ведь на кону стоит жизнь человека. Инна почувствовала огромный груз ответственности и осознанности за свои слова. Она даже представила, как у Светы родиться малыш. Почему-то ей казалось, что именно девочка, потом Инна представила, как она будет расти, пойдет в школу, станет красавицей, поступит в университет, как за ней начнут ухаживать парни, а потом в одного из них она влюбиться, и этот один ответит ей взаимностью, а потом свадьба, детки и счастье прекрасных семейных вечеров. Да, Инна мечтала об этом, ей всего хотелось этого самой и она естественно не могла Свете привести в пример себя и свои мечты, но при этом Инна предпочитала быть одной, чем с таким олухом и негодяем как Сережа. А такие олухи сплошь и рядом пытались навязать ей себя. «Что это за мужчина? – Думала она, если он толкает любимую женщину на свершение убийства своего ребенка?» В понимании Инны – мужчина должен быть опорой и защитой семьи, он должен быть любящим и заботливым мужем и хорошим отцом. И вроде бы этого не так уж и много, но при этом, сейчас, это была огромная редкость. То, что должно быть нормой – вымерло и исчезло. А думать и анализировать тот факт, что некоторые вообще избирают безобразный извращенный образ жизни, в котором сознательно отказываться от рождения детей в угоду свободной ничем не обременяющей жизни именуемой «childfree» вообще не хотелось. Тут голова у девушки закипала, как чайник, ведь казалось, что мир катиться в пропасть.

«Его кровь ляжет грузом на всех, как вы не понимаете? Потому что все за всех виноваты. В этом мире нельзя быть безответственными, в этом мире не может быть чужого горя». – Думала девушка. Ей также казалось, что в нашем мире априори не может быть счастья. Она думала, что счастливые люди, это просто слепцы, которые не видят чужого горя. «Ведь нормальный человек не может быть безразличным к чужому горю. А все так искренне желают, этого счастья, на каждом празднике, а ведь истинное счастье, это когда не тебе одному хорошо, а кому-то еще. Как люди не понимают этого?»

Инна шла пешком, вдоль трассы, в сторону дома. Теперь она вспоминала свое студенчество, свои школьные годы, и то, как рано начинают блудить девушки и парни. В её сознании, всплывали истории с дискотек и школьных вечеров, когда её ровесницы девочки не стесняясь, садились парням на коленки, целовались, легко отдавались за углами клубов и баров, в машинах своих приятелей, в комнатах общежития на съёмных квартирах, в сортирах и где ни попадя. К сожалению, ценой за разнузданную жизнь была человеческая жизнь, словно её бросали на жертвенник страшного языческого бога в награду за сиюминутное наслаждение.