Антикитерский механизм. Самое загадочное изобретение Античности

В 1971 г. Прайс вновь столкнулся с последствиями той ядерной гонки, и на этот раз они дали ему ключ к разгадке тайны Антикитерского механизма. Поддержка Артура Кларка утвердила его в мысли, что эта разгадка будет иметь огромную важность для всей его работы. А реконструкция устройства станет его крупнейшим достижением, пересмотром всей истории техники, если не всей истории нашей цивилизации. Но сохранившихся хрупких фрагментов было явно недостаточно, чтобы понять, как устройство работало. Прорыв случился, когда Прайсу на глаза попался доклад, несколькими месяцами ранее опубликованный группой ученых из Окриджской национальной лаборатории. В нем сообщалось, что гамма-излучение радиоактивных изотопов можно использовать, чтобы заглянуть внутрь металлических предметов большой художественной или исторической ценности, не разрушая их. Долгое ожидание завершилось. Теперь Прайс не мог спать ночами уже не от тоскливых мыслей, а от нетерпения.

Он обратился к директору Окриджской лаборатории Элвину Вайнбергу с просьбой использовать новую технологию съемки для исследования обломков Антикитерского механизма. Окридж был одной из трех лабораторий, входивших в Манхэттенский проект, и Вайнберг играл в этом проекте ведущую роль. Пока Роберт Оппенгеймер курировал создание бомбы в Лос-Аламосе, Вайнберг в Теннесси занимался очисткой урана-235 и работал над получением плутония из урана (процесс, который позже развернули в большем масштабе на третьей площадке, близ Ричленда в штате Вашингтон). В те времена в Окридже работало очень много людей – около 40 000, – но теперь осталось всего несколько тысяч физиков, задачей которых было найти способы применения знаний, полученных в ходе военных разработок, в мирных целях – в областях от медицины до ядерной энергетики, активным сторонником которой стал Вайнберг. Даже когда в 1979 г. на АЭС «Три-Майл-Айленд» частично расплавился реактор, Вайнберг заявил, что это лишь подтверждает надежность и безопасность ядерной энергетики – ведь в конечном счете ситуацию удалось взять под контроль.

США были не единственной страной, пытавшейся после войны обуздать атомную энергию. Увидев ее потенциал, способный изменить соотношение сил в мире, едва ли не каждое правительство, которое могло себе это позволить, организовало соответствующее ведомство. Не стала исключением и Греция. Так что, получив письмо от Прайса, Вайнберг связал того с греческой Комиссией по атомной энергии. Это привело Прайса к физику Хараламбосу Каракалосу, главе лаборатории радиографии в афинском центре ядерных исследований. Прайс изложил свою просьбу, но Каракалос отнесся к идее скептически: он не слишком верил в ее успех. Его лаборатория находилась в стадии становления и была оборудована лишь самыми элементарными приборами для радиографии. Никто прежде не пытался сделать снимок столь сильно поврежденного объекта, как обломки Антикитерского механизма, – даже не было ясно, сохранились ли внутри какие-то структуры, которые можно рассмотреть.

И все же проект выглядел интереснее всего, над чем Каракалос тогда работал. Поэтому он направился через весь город в Национальный археологический музей с небольшим кусочком радиоактивного туллия-170 и некоторым количеством рентгеновской пленки. В ядре стабильной формы элемента, туллия-169, 69 протонов и 100 нейтронов. В ядре нестабильного туллия-170 на один протон больше. Атомы вещества распадаются, выделяя электроны и высокоэнергетические фотоны, известные как гамма-лучи. В ходе радиоактивного распада туллий превращается в иттрий и эрбий. Количество атомов туллия уменьшается вдвое каждые 128 дней – с точностью часового механизма. Картина прямо противоположная той, что Прайс когда-то заметил в сложенных у стены стопках журналов.

Каракалос как мог затемнил помещение и сделал серию снимков самого большого фрагмента механизма. Он знал, что фотоны, испускаемые туллием, пройдут сквозь обломок и ударят в пленку, помещенную за ним, разбив кристаллы бромида серебра в ее эмульсии на ионы. Любой металлический атом внутри фрагмента остановит фотоны, и на пленке останется тень нетронутых молекул.

Затаив дыхание, в тусклом свете фотолампы Каракалос взял прозрачную зеленоватую пленку и осторожно положил ее в ванночку с проявителем – это обратит подвергшиеся облучению ионы в атомы черного металлического серебра. И вот она – картинка, в одно мгновение стершая 2000 лет. На чернеющей пленке он увидел зубчатые зеленые очертания, прежде скрытые, – четкий рисунок точно сделанных шестерен, одной над другой, явившее себя наконец искусное изделие давно умершего мастера. Но хладнокровный Каракалос был далек от сильных эмоций. Он просто отметил: «Изображения хорошего качества. Во фрагменте А на них видно несколько новых зубчатых колес».