Таких книг – оформленных выдающимися еврейскими художниками – найдется не так мало, и, в сущности, собрать их хотя и трудно, но возможно; нужно лишь уметь ждать. Кроме того, ввиду неграмотности основной части населения в языке идиш, а также отсутствия у многих на компьютерах такого шрифта, этим книгам трудно бывает добраться до цивилизованной торговли, ведь без знания языка книгу чаще всего и не описать, и не назвать. То есть антикварной торговле книгами на идише препятствует «языковой барьер». Впрочем, в остальном мире с этим научились справляться… Однако когда, помнится, мой коллега покупал «Козочку», то никакого идиша не знал ни он, ни владельцы, – несколько десятилетий перед тем она хранилась в семье именно как «Козочка» Лисицкого.
Несмотря на широту темы, настоящих шедевров в данной области – лишь два. Они настолько же редкие, насколько и дорогие. Это «Пражская легенда» и упомянутая «Козочка»; обе иллюстрированы Элиэзером Лисицким.
«Синес Хулин: Ейне фун ди гешихтен» («Пражская легенда»), поэма Моисея Бродерзона, изданная в Москве издательством «Шомир» в апреле 1917 года. «Шомир» – это, собственно, даже не издательство, а кружок еврейской художественной эстетики, существовавший параллельно с основанным в 1916 году Московским отделением Еврейского общества поощрения художеств, председателем которых (и кружка, и филиала общества) был выдающийся деятель еврейского просвещения Яков Каган-Шабшай; он же финансировал в значительной мере их деятельность, а также покупал их произведения в мыслях о будущем Музее еврейского искусства; он же предоставил «Шомиру» помещение своего бюро в Гусятниковом переулке (Мясницкая).
В «Шомир» входили в том числе художники М. Шагал, П. Хентова, Э. Лисицкий, скульптор И. Чайков, поэт М. Бродерзон, теоретики искусства Я. Тугендхольд и А. Эфрос, другие представители еврейской молодежи. Программа кружка «Шомир» состояла в возрождении еврейского искусства, исток которого, как они декларировали, – «прорастающие друг другом европейский модернизм и народная художественная традиция». В плане книгоиздания они не хотели заниматься тем, чем занимались их коллеги в Петрограде – выпуском открыток, и не желали брать на себя массовой просветительской работы, как будет вскоре в Культур-Лиге. «Шомир», напротив, решил зайти с другой стороны – со стороны «высокого искусства», и анонсировал серию библиофильских изданий. «Программным», эталонным изданием стало самое первое – «Сихат хулин» (то есть «Праздная беседа») – средневековая пражская легенда, положенная на стихи М. Бродерзоном. Издание было призвано наглядно продемонстрировать то, как должна выглядеть настоящая книга Народа Книги. И это удалось: ввиду отсутствия декоративного шрифта, который бы удовлетворял замыслу, текст был написан сойфером (то есть еврейским писцом), а иллюстрации – декоративный заглавный лист, богатые орнаментальные рамки, обнимающие текст, концовка – были нарисованы Элиэзером Лисицким. Существует мнение, что книга была литографирована, но это не так – по своей технике это цинкография (то есть воспроизведение штрихового рисунка посредством цинкового клише; вот почему на книге указано «клише и печать – Ю. Вельман»). Особенно интересно внешнее оформление – книга была исполнена в виде традиционного еврейского свитка, то есть весь текст был отпечатан на одной стороне листа, листы поочередно склеены, скручены в свиток (длиною чуть более четырех метров); затем свиток укладывался в деревянный ковчежец из двух половин, скрепленных шнуром, и влагался в парчовый чехол; на ковчежце имеется рисунок, нанесенный в технике выжигания. Это издание было осуществлено на средства Каган-Шабшая и ему же посвящено, а его экземпляр – в ковчежце, подаренный Каган-Шабшаю самим Лисицким, – лежит в витрине Музея книги РГБ.
Принято считать, что тираж этой книги составил 20 экземпляров в виде свитков, которые были все раскрашены художником и пронумерованы, а также 110 – в тетрадях со специально отпечатанной обложкой; экземпляр в тетрадях не раскрашивался – иллюминован там только заглавный лист. Но печатался весь тираж одновременно, всегда текст размещен на одной стороне листа, и лишь фальцовка и приведение экземпляров к надлежащему окончательному виду производились двумя путями: для особых экземпляров листы склеивались поочередно в свиток, а обычные экземпляры получались посредством фальцовки листов попарно текстом наружу (как до сих пор делается при изготовлении японских ксилографических книг), а затем такие двойные листы сшивались в тетрадь. Иногда в литературе вопроса встречается высокопарное «переплетено в виде кодекса», но в сущности – это обычное скрепление на прокол у корешка. Бумага для всех экземпляров употреблена одна и та же – белая не слишком плотная лощеная бумага хорошего качества.