Антикварная книга от А до Я, или пособие для коллекционеров и антикваров, а также для всех любителей старинных книг

Как мы уже сказали, для середины XX века не было чем-то удивительным, когда книга готовилась к печати, а потом так и не выходила в свет. Причина понятна: в эпоху «великого перелома» производилась централизация всего на свете – профессиональных кружков, культурных обществ, творческих объединений и, наконец, издательств. Сталинская вертикаль власти требовала более простых и управляемых структур, а потому в одночасье многие начатые проекты были закрыты – страна рабочих и крестьян после вольностей НЭПа уже не терпела частных начинаний. Особенно много таких потерь произошло при ликвидации (или, как тогда выражались, «укрупнении») небольших или частично негосударственных издательств. Так, к слову, погибло и издательство Academia – лучшее русское издательство ХX века, и одновременно масса других… Одно из таких как раз планировало издать «Записки Дубельта».

Мы тогда не слишком понимали, как нам быть – продать корректуру или приберечь для пушкинской коллекции, но через некоторое время мне позвонила хранитель редких книг музея А. С. Пушкина Ирина Николаевна Врубель (1936–2008), с которой мы были дружны, и сказала, что зайдет к нам вместе с подругой «поговорить». Подругой оказалась Марина Витальевна Бокариус – хранитель редкой книги музея-квартиры А. С. Пушкина на Мойке, 13. Разговор был немного странный: «Я приехала за корректурой записок Дубельта. Понимаю, что ее можно дорого продать, но без нее я от вас не уйду…»

Вообще мы порой давали «слабину» – один из нас периодически пытался что-то подарить в какой-нибудь музей, если это было важно для экспозиции, но тут об экспозиции речи вроде бы не шло… Разговор складывался довольно странно, но в то же время столь дружески и убедительно, что корректура действительно перекочевала в сумку к Марине Витальевне и поехала обратно в Петербург.

Только потом, когда нас связали дружеские отношения, я узнал о непростой судьбе этой корректуры. Оказалось, что еще с 1968 года она была на государственном хранении во Всесоюзном музее А. С. Пушкина, но при одной из проверок фонда 1970‐х годов ее не оказалось на месте; и вот, узнав от И. Н. Врубель о нашей покупке, Марина Витальевна сама приехала в Москву за «своим» экземпляром. То есть в действительности произошел из ряда вон выходящий случай, не имеющий аналогов, потому что любой другой человек на ее месте поступил бы иначе – натравил бы на нас уголовный розыск… Но она ничего такого не сделала и даже не сказала, а экземпляр корректуры – вернулся на полку хранилища Всероссийского музея Пушкина. И только спустя пятнадцать лет я узнал об истинной причине этого действа.

Корректурные оттиски изданий, вышедших в свет

Корректуры вышедших книг обладают теми же качествами, что и невышедших – они крайне редки и в основном уникальны, с той лишь разницей, что после внесения правки был напечатан тираж. Обычно наиболее ценные с культурной и коллекционной точки зрения гранки имеют пометы автора текста – тогда по своему качеству авторизованная корректура переходит в разряд авторских рукописей. Собственно, чаще всего именно у авторов эти корректуры и оставались, потому как в типографиях они обычно не оставлялись. Таковые бывают и ничем не интересные, а бывают поистине выдающиеся.

Однажды на книжном рынке появился том «Тилемахиды» В. К. Тредиаковского (1766 года – единственное издание при жизни автора), с автографом «Василья Тредиаковскаго» на титульном листе. Но это было не все: оказалось, что этот экземпляр корректурный, выправлен самим автором, и на основании этой правки в типографии напечатан список опечаток и приложен к экземплярам всего издания. Учитывая тот факт, что авторские рукописи или дарственные надписи русских литераторов XVIII века редки чрезвычайно, а Тредиаковский все-таки один из самых главных деятелей русской литературы века Просвещения, ценность этого экземпляра была высока.

То же самое можно сказать о корректуре поэмы Василия Майкова «Игрок ломбера» 1765 года, сохраняющейся в нашем «Музее книги». Это экземпляр с правкой XVIII века; в XX веке он попал в собрание М. С. Лесмана и имеет характерную для этого выдающегося библиофила помету внутри книги. В общем-то можно понять, почему коллекционер так дорожил этим изданием; вероятно, он также знал толк в корректурах.