Антикварная книга от А до Я, или пособие для коллекционеров и антикваров, а также для всех любителей старинных книг

Вероятно, некоторые сочтут такую картину выдумкой. Увы, это не так уж несбыточно. Мы не хотим приводить примеров из последних лет, но обернемся в век ХХ. Скажем, присмотримся к тому способу, которым всем известный литературовед и искусствовед И. С. Зильберштейн (сам крупнейший коллекционер) формировал в эпоху террора коллекцию рукописей Литературного музея, которая впоследствии стала фундаментом РГАЛИ.

Итак, отправился Илья Самойлович в Ленинград в поисках рукописей и архивов для Литературного музея, отчитываясь перед директором этого музея В. Д. Бонч-Бруевичем (старым большевиком, некогда управделами Совнаркома). Публикация некоторых писем этих двух деятелей музейного дела, осуществленная в сборнике памяти И. С. Зильберштейна покойным С. В. Шумихиным в 2005 году, крайне поучительна для всех тех, кто имеет на руках музейные ценности.

Путешествуя по владельцам шедевров в Ленинграде, И. С. Зильберштейн, как он писал сам, «никогда не стеснялся урезывать суммы архиводержателям и тем самым, конечно, сэкономил музею громадные суммы». Давайте посмотрим, как он это делал. Вот письмо Бонч-Бруевичу от 21 февраля 1936 года относительно архива А. В. Дружинина. В этом письме Зильберштейн дает наставление всемогущему начальнику по поводу работы с владельцем архива: «советую Вам сообщить ему, что это дело… Вы передадите на расследование Ленинградскому отделению НКВД, тов. Заковскому. От всей души советую Вам это сделать…» То есть основатель «Литературного наследства» предлагает натравить на несговорчивого владельца рукописей главу Управления НКВД Л. М. Заковского, одного из печально знаменитых палачей сталинской эпохи, что, конечно, ясно рисует нам дальнейшую судьбу несчастного владельца. Или же письмо три дня спустя, 24 февраля, в котором Илья Самойлович сообщает, что в том случае, если другой владелец «добровольно не продаст утаенные им 12 писем Андрея Карамзина – придется действовать через Заковского». Вот вам и методы деятелей культуры…

Чтобы читатель не подумал, что это уникальный случай, приведем отрывок письма В. Д. Бонч-Бруевича, которое тот написал в 1939 году внучке П. И. Бартенева, жившей в нужде и решившей расстаться с рисунком Пушкина, но просившей за него 15 тысяч рублей:

Я охотно верю, что Вам нужны деньги, точно так же, как они нужны многим лицам, но нельзя же исходить из этой нужды при оценке тех исторических ценностей, которые случайно принадлежат Вам, а должны бы принадлежать нашему государству и храниться в нашем Государственном литературном музее. Мы наверное знаем, что эти литературные ценности находятся у Вас, они зарегистрированы у нас в наших анналах. Вы за них ответственны перед законом. Неужели Вы хотите, чтобы я обратился к правительству за изданием особого постановления о незамедлительной передаче Вами этого документа в наш Гослитмузей? Я никогда не прибегал к этим мерам, и мне не хотелось бы этого делать, но… сокрытие этой величайшей культурной ценности ото всех в своем собственном обладании – это может заставить меня применить эту крайнюю меру.

Нужно ли говорить, что сам И. С. Зильберштейн, единственный из советских коллекционеров, у которого в собрании имелись две дарительные надписи А. С. Пушкина на книгах, достоянием общественности сделал только одну (купленную у вдовы П. Е. Щеголева, и при весьма непростых, скажем так, обстоятельствах), а вторую, полученную им после войны от А. Мазона, он хранил тайно, остерегаясь того, что государство рабочих и крестьян попросит (вероятно, все-таки не через начальника УНКВД) подарить этот автограф Пушкинскому Дому или еще кому-то.

Таким образом, ни при советской власти, ни в наши дни демонстрация владения шедеврами ничуть не придает уверенности, что ваши сокровища кому-то не приглянутся. И если даже в СССР музейные работники (которые и сами, как мы сказали, были коллекционерами) с кровожадностью натравливали на несговорчивых владельцев органы НКВД, то что уж говорить о нынешних временах, когда желающих получить задаром шедевры сыщется намного больше, чем в прежние годы. Особенно если вы не персона из списка Forbes или же ваше имя в кадастровых реестрах давно именуется «Российская Федерация», а просто человек.