Антикварная книга от А до Я, или пособие для коллекционеров и антикваров, а также для всех любителей старинных книг

Довольно любопытный инцидент, стоивший переплетчику немалых нервов, мы хотим описать тут для иллюстрации нравов, в том числе нынешних. В последнее время горе-библиофилы в своих ароматных трудах с пафосом первооткрывателей упоминают придворного переплетного мастера по имени «Петр Афанасьевич Бараш (Барах)», что, конечно, заставляет Петра Романовича Бараша крутиться в гробу. Дело в том, что он сам потратил немало сил, чтобы такую путаницу навсегда прекратить, но, как можно видеть по горькой реальности наших дней, до конца ему это так и не удалось. Дело в том, что в момент расцвета переплетного и футлярного дела П. Р. Бараша, в 1860‐х годах, на его лавры польстился совершенно заурядный переплетчик Петр Яковлевич Барах, имевший неприметную мастерскую в Мясницкой части. Когда П. Р. Бараш вошел в моду, то П. Я. Барах решил воспользоваться счастливым случаем омонимии и заказать для своей мастерской, ничем прочим не выделявшейся, яркую вывеску «П. Бараш». В 1864 году он подал ее эскиз в канцелярию московского генерал-губернатора, однако ответа (как и эскизов обратно) не получил. Тогда в 1867 году Барах без всякого разрешения повесил эту вывеску и начал зарабатывать на чужой торговой марке. П. Р. Бараш, придворный мастер, поставщик государыни императрицы, быстро узнал об этом и обратился с прошением к московскому обер-полицмейстеру, который 5 ноября 1867 года дал делу законный ход, за чем последовал ряд судебных заседаний различных инстанций. Дело осложнялось тем, что Барах упорно не хотел подчиняться властям: сперва он не снимал вывеску, затем согласился снять вывеску «П. Бараш», но хотел повесить вместо нее «P. Barach»… В ответ на это обер-полицмейстер 22 января 1868 года собственноручно исправил ее в эскизе на «P. Barag», что, конечно, совершенно сводило на нет замысел фальсификатора. В том же году состоялось несколько судов, по которым Барах был приговорен к денежному взысканию в 10 рублей за неисполнение требований полиции. Он несколько раз обжаловал приговор, но серьезного наказания так и не понес, поскольку в одном из его документов – рекрутском формулярном списке Волынской казенной палаты – однажды была допущена описка (Бараш вместо Барах), на что он многократно и ссылался. Именно тогда, в суде, выяснилось и происхождение Петра Яковлевича Бараха. Его настоящее имя Хаскель Мордухович Барах: под ним он в 1836 году был сдан в рекруты в Волынском рекрутском присутствии и 16 лет спустя, в 1852 году, открыл свою переплетную в Москве. Далее вы уже поняли, как он действовал…

Наследие П. Р. Бараша разнообразно и внешне привлекательно, а если в ваши руки попадется хорошо сбереженный кожаный переплет с растительной овальной рамкой – фирменной для мастера, то постарайтесь оставить его в своем собрании.

Переплеты церемониалов

В XIX столетии, особенно начиная с середины века, при императорском дворе получил распространение жанр печатных церемониалов. Российский императорский дом стал настолько многочисленным, что Министерство императорского двора не нашло лучшего выхода, нежели извещать заранее членов коронованной фамилии посредством печатных изданий о порядках грядущих при дворе торжественных церемоний – крещений, въездов, присяг, миропомазаний, бракосочетаний. Как и большинство изданий подобного рода, церемониалы практически полностью проигнорированы библиографией и весьма скудно представлены в библиотеках.

Печатались церемониалы исключительно для императорского двора, тиражом в несколько десятков экземпляров; выходных данных они традиционно не содержат, лишь в редких случаях в колофоне имеется название типографии. Обычно в них вовсе нет даты церемонии, даже года, а лишь указано, что она состоится «в назначенный день», «в назначенные его императорским величеством день и час» и тому подобное. Столь неточная формулировка употреблялась умышленно, на случай непредвиденных обстоятельств, чтобы можно было перенести церемонию на другой день без перепечатки церемониалов.

Основную ценность ныне они представляют не столько собственно собой как изданием, сколько переплетом. Дело в том, что нередко экземпляры церемониалов имели особое исполнение – переплет красного сафьяна (позднее – хорошо проклеенного коленкора) с государственным гербом; для траурных случаев употреблялись сафьян или коленкор черного цвета. Причем даже в мизерном основном тираже церемониалов имелись особые экземпляры, которые неизменно переплетались придворными переплетчиками и ныне воспринимаются в качестве наилучших образцов русского переплетного искусства XIX века.

А. Петерсон