Антикварная книга от А до Я, или пособие для коллекционеров и антикваров, а также для всех любителей старинных книг

Технологически само издание, воспроизводящее оригинальную рукопись, исполнено филигранно, недаром исследователь русских древностей Е. В. Барсов назвал его «чудом современного книгопечатного искусства»: для полиграфии был опробован способ многоцветной автотипической печати, который в момент издания назывался «способом трехцветного фотоцинкографического печатания». Тогда этот метод цветной печати был для России новаторским, исполнен он был на первоклассных немецких машинах типографии Товарищества А. А. Левенсон. Однако собственно цветная печать составила отнюдь не главное в этом памятнике типографского искусства. В меру лощеная бумага прекрасно имитирует пергамен, но с отпечатанными листами проделана и дополнительная работа: скрупулезно соблюдены особенности оригинала, от срезов или утрат пергамена вплоть до специально сделанных червоточин; нарочито похожи на оригинал и доски (в действительности это тоже доски, но выклеенные бумагой, на которой напечатано тем же способом изображение оригинальных досок Архангельского Евангелия); использование настоящих кожаных ремней и ручное скрепление нитками, свитыми у головки в каптал, окончательно довершают замысел полного, поразительного сходства воспроизведения с оригиналом. Недаром это издание нередко путали и до сих пор путают с подлинной рукописью. Приведем слова из статьи В. Ф. Введенского в «Церковных ведомостях»:

Евангелие издано не на бумаге, а на пергаменте же, который, с текстом, принял точно такой же вид – со всеми изъянами, как в оригинале; переплет – тончайшая копия с переплета оригинала: цвет дерева, ниток, их плетенье, обрезы, вбитый в дерево переплета гвоздик – с потертой головкой, некоторая подвижность тетрадей, отсутствие корешка, ремни – все сделано так, как в подлинном Евангелии. Словом, совершенство в издании достигнуто такое, что про него можно сказать: это не копия, а искуснейшая, художественная подделка.

Цена в момент выхода издания была чрезмерна: экземпляры книги продавались по беспрецедентной цене в сто рублей. Для сравнения, сама рукопись была приобретена Румянцевским музеем у книгопродавца С. Т. Большакова за 35 лет до этого за 700 рублей, притом после изнурительной многомесячной торговли. Сам Большаков купил ее за 75 рублей, затем предложил ее музею за 400, но после того, как была установлена дата «1092», отправил ее в Императорскую Публичную библиотеку, запросив сперва 700, а потом и 1000. На это А. Ф. Бычков, как он тогда писал А. Е. Викторову, «предложил Большакову за рукопись, и то скрепя сердце, 500–550 рублей», причем его аргументация была, как можно судить по прошествии времени, довольно сомнительной: «Более этого она не стоит и цена ее при внимательном рассмотрении, пожалуй чего доброго, должна понизиться…» (Впечатляющая иллюстрация и патологической жадности книгохранилищ, и особенностей ценообразования на русском антикварном рынке вообще: речь идет о древнейшей рукописи, которая оценивается в сумму, эквивалентную жалованью чиновника средней руки за несколько месяцев.)

Исходя из приведенных цифр можно понять, что цена в сто рублей за факсимильное издание даже для 1912 года была весьма высокой. Для этого (помимо простительной прижимистости издателей) были и действительные причины: шедевр оказался чрезвычайно дорогостоящим для Товарищества А. А. Левенсон, из‐за чего типография, не отдавая ни одного экземпляра безденежно, надеялась покрыть хотя бы часть своих издержек. И книга не только не отдавалась комиссионерам, продаваясь исключительно в типографии, но даже Румянцевский музей не получил права торговать изданием. Что касается громадной цены, то поначалу делалась оговорка, что «фирма Левенсон, в случае значительного количества заказов, изъявляет готовность удешевить издание, насколько представится только возможным». Предпоследний мирный год в принципе располагал к таким вольностям (как раз около этого времени за счет коллекционеров новой генерации начался скачкообразный рост цен на антикварную книгу), так что книга понемногу расходилась даже за эти баснословные деньги, но лишь пару лет. Первая мировая война положила конец этому роскошеству. Последовавшая в 1917 году спешная продажа А. А. Левенсоном своего предприятия, затем национализация, а в 1924 году и окончательная ликвидация сделали остатки тиража осколками былой эпохи, которые были переработаны на бумажную массу (деревянные переплетные крышки, надо полагать, также оказались употреблены в дело).