Особенно отличался быт жен коллекционеров послевоенной эпохи: их мужья хаживали по три десятка лет в одном и том же подобии зимнего пальто только по собственной воле (нынешние так уже не могут, потому что очень толстеют с годами), жены же годами не имели даже второго платья только по фанатичной жадности их мужей. Стирая одно-единственное платье вечером, они просыпались ночью от страшной мысли, что оно не успеет высохнуть. Думаете, это сказки? Нет, именно так (а подчас в еще более худших условиях) жили спутницы жизни многих известнейших московских и ленинградских библиофилов середины XX века…
Конечно, женами двигала прежде всего любовь, но не к книге, а к мужьям, потому что самое большее, что они могли принести на алтарь семейного счастья, – это отречение от себя во имя коллекции своего мужа. Жертвуя собой – жертвуют и детьми, которые зачастую растут в обстановке настоящей бедности. Коллекционер советского времени почти никогда не заводил машину (5–7 тысяч рублей можно потратить с успехом и на книжечки), не покупал своей дачи (которая бы кушала семейный бюджет наравне с коллекцией, да к тому же еще и лишала коллекцию необходимого недреманного присмотра), ну и, уж конечно, коллекционер никогда не ездил с семьей на море, а отправлял жену и детей в пригородный пансионат… Словом, ничего того, что могли себе позволить семьи даже весьма скромного достатка, у семьи коллекционера не бывало. Единственное, на что коллекционеры могли пойти и ради чего даже порой они готовы были что-то продать, – была покупка дополнительной жилплощади, но, конечно, не ради жены или детей, а ради прекрасных книжечек, чтобы прирасти комнатами и складировать их.
Именно поэтому, несмотря на зачастую горячую любовь жены к своему супругу-коллекционеру, при своем муже она лишь прислуга, нянька над детьми, которая даже не смеет рассчитывать на то, что когда-нибудь муж купит ей ювелирное украшение или шубу. И жизнь ее, как бы ни было сильно чувство взаимной любви, напоминает жизнь трудницы в монастыре.
Одно лишь счастье, что женщины не только много выносливее мужчин, но и живут значительно дольше. Жена коллекционера обычно начинает свою жизнь, лишь вступая в период вдовства: она, неминуемо начиная продавать кое-что (или все разом), как по мановению волшебной палочки оказывается совершенно другим человеком – хорошеет на глазах, становится приветливой и жизнерадостной… Прожив годы, полные лишений и невзгод, она, если посчастливится, получает на закате дней сатисфакцию за свою исковерканную жизнь.
А если ее не менее прекрасный любящий муж все-таки додумался до того, что завещал свое собрание музею, – она, на законном основании, может отсудить половину «совместно нажитого» и в случае удачи обеспечить-таки себе безбедную старость, а детям – комфортное будущее.
Иллюстрация в книге
Техники, в которой исполнены иллюстрации в книге, требуют подробного рассказа. Это мне тем более кажется необходимым сделать, потому как отдельной сферой деятельности автора долгие годы была именно экспертиза эстампов самого разного возраста и техники исполнения – от классических гравированных листов XV века до уже современных офсетных постеров; пятнадцать лет работы в должности главного эксперта сети салонов «Старинные гравюры», позволившие наблюдать тысячи и тысячи эстампов, к каждому из которых нужно было написать аннотацию, подарили нам бесценный опыт.
Эстамп привлекал нас с юности. Первоначально лишь с научной точки зрения: наша дипломная работа была посвящена творчеству замечательного русского гравера века Просвещения Г. И. Скородумова, а наиболее важные ее фрагменты были опубликованы в ежегоднике РАН «Памятники культуры. Новые открытия». Но, увлекшись эстампом более широко, мы столкнулись с некоторой трудностью: в литературе вопроса обычно ведется разговор лишь о нескольких техниках эстампа, которые обычно, хотя и не совсем верно, называют оригинальными – резцовая гравюра, офорт, литография… Описания этих техник, взятые из классических трудов Пауля Кристеллера и Михаила Ильича Флекеля, а также некоторых других, давно кочуют из книги в книгу, из книги на интернет-сайт и так далее.