АнтиNаполеон

В 1796 году Моро был поставлен во главе Рейнско-Мозельской армии, которая вместе с Самбро-Маасской армией Журдана предназначалась для действий против австрийцев. С июня до августа благодаря ряду побед Моро противник был оттеснен к Дунаю, а когда армия Журдана была разбита австрийцами, Моро совершил свое знаменитое 40-дневное отступление через Шварцвальдские горы к Рейну. Этим самым он фактически спас свою армию от неминуемой гибели.

В 1799 году генерал Моро возглавил французскую армию в Северной Италии, но потерпел поражение от Суворова при Кассано и отступил к генуэзской Ривьере. Когда сменивший его генерал Жубер был убит в бою при Нови, Моро отвел остатки разбитой армии во Францию.

В 1800 году Моро был назначен главнокомандующим в Рейнскую армию, с которой он, одержав несколько громких побед над австрийцами, занял Регенсбург и Мюнхен.

В начале декабря 1800 года Моро одержал блестящую победу при Гогенлиндене, поднявшую его на необычайную высоту популярности. Эта победа окончательно решила военный вопрос в пользу Франции и успешно завершила затянувшуюся и всем изрядно надоевшую войну. Наполеон, ставший уже к тому времени фактически главой государства, никогда не сможет простить Моро этой победы. После Гогенлиндена он будет видеть в Моро своего главного соперника (другие равные по таланту и славе с Наполеоном военачальники к тому времени уже сошли со сцены: Дезэ и Клебер были убиты, Гош умер при странных обстоятельствах) и даже начнет втайне побаиваться его. И было чего опасаться: Моро командовал прекрасной армией и в своих операциях не зависел теперь от такого самовластного начальника, каким был Наполеон. Солдаты и офицеры обожали бретонца, а правительство всячески поощряло, ведь, действуя самостоятельно, он показал всю силу своей энергии и своего высокого таланта.

При Гогенлиндене австрийская армия насчитывала 150 тысяч человек, у Моро было лишь 120 тысяч, но это были превосходные войска, беззаветно преданные своему начальнику. Хладнокровие Моро, искусный расчет операций и строгая точность в исполнении его приказов обеспечили французам полный успех: все поле боя было усеяно грудами убитых и раненых австрийцев, разбитыми повозками, брошенными орудиями и зарядными ящиками. Двадцать тысяч уничтоженных и взятых в плен, около сотни орудий и огромное количество снаряжения — таковы были трофеи этой блестящей победы.

Победа при Гогенлиндене была тем более уникальна, что Моро после нее в отличие от Наполеона, который всегда «раздувал» свои победы и даже присваивал себе чужие, как это случилось в знаменитом сражении при Маренго, не стал этого делать.

Французские историки Эрнест Лависс и Альфред Рамбо характеризовали эту победу и все, что происходило вокруг нее, следующим образом:

«Победа при Гогенлиндене была последней республиканской победой. Никогда больше Франция не видела такой скромности в своих военачальниках, такой сердечной к ним почтительности со стороны солдат, таких трогательных проявлений патриотизма, как объятия двух соратников, Нея и Ришпанса, на поле битвы, после того как они соединились, прорвав с двух сторон австрийскую армию. Моро и в голову не приходило раздуть свою победу хвастливыми рапортами: он донес о ней поразительно скромным письмом, заключавшим в себе всего несколько строк. Бонапарт сообщил о ней Законодательному корпусу как об одной из величайших побед, когда-либо одержанных, и написал Моро, что он превзошел себя. Но позднее он взял назад свои похвалы. Он утверждал, что эта победа была результатом чистой случайности и что операции эрцгерцога Иоанна далеко превосходили операции его противника. Странно видеть такую мелочность со стороны величайшего военного гения, какого знает история. Но в глазах Бонапарта всякая похвала, достававшаяся другому, являлась ущербом его собственной славе».

Шатобриан совершенно справедливо считал, что в Моро Наполеон видел соперника из чувства «мелкой зависти». На самом деле никаким соперником он не был. Это был хоть и упрямый, как все бретонцы, но очень скромный человек, далекий от большой политики. Но все же очень правильно говорят: зависть есть своего рода невольная дань уважения, которую ничтожество платит достоинству, а ничтожество лучше всего постигается на самой вершине человеческих почестей.

После фактического воцарения Наполеона во Франции Моро встал в оппозицию к его режиму. Наполеон не мог с ним не считаться, приглашал его на обеды, на богослужения в собор Парижской Богоматери, но Моро эти приглашения неизменно отклонял. Историк А. З. Манфред писал об этом так:

«Он не вел открытой войны, но и не шел на примирение. Чем наряднее и пышнее становились туалеты в Тюильрийском дворце, тем проще одевался Моро — он стал образцом, примером республиканской скромности. <…> Бонапарт мог рассчитывать, что по складу своего характера Моро не ввяжется ни в какие антиправительственные действия, он ограничится лишь словесной фрондой. Но Моро был знаменем оппозиции; хотел он того или нет, вокруг него будут объединяться все недовольные».

* * *