Антисоветская блокада и ее крушение

Эти военные победы интересуют В. И. Ленина не только с точки зрения их роли в окончательном утверждении Советской власти в России, но и с точки зрения их воздействия на политику государств Антанты. В. И. Ленин придает громадное значение и таким событиям, как вынужденный вывод британских войск из района Архангельска и французских из Крыма, считая это, с одной стороны, следствием поражений сил контрреволюции в гражданской войне, а с другой — результатом роста антиинтервенционистских настроений среди солдат Антанты, проявлением пролетарской солидарности со стороны трудящихся капиталистических стран.^{326} В ноябре 1919 г. В. И. Ленин уже довольно отчетливо видит возможность постепенного изменения в соотношении сил между Советской Россией и капиталистическим миром. Сознавая, что «международный капитал еще несомненно сильнее нас», он тем не менее считает, что страны Антанты уже не могут «идти на нас прямой войной», ибо у них «уже подрезаны крылышки».

^{327} В. И. Ленин отмечает, что «еще гораздо больше, хотя и не так ясна, победа, которую мы одерживаем в международном масштабе. Эта победа заключается во внутреннем разложении империализма, который не может послать своих войск против нас».^{328}

Из анализа этих новых явлений В. И. Ленин заключал, что Советское государство стоит «накануне крупнейшего перелома к лучшему» в международном и военном положении, что «главные трудности уже позади».^{329}

С конца 1919 г. В. И. Ленин тщательнейшим образом прослеживает и оценивает также результат воздействия нового фактора, который о течением времени стал проявляться все сильнее и сильнее, на политику государств Антанты в «русском вопросе» и на характер взаимоотношений между ними и Советской Россией. Он отмечает реакцию европейской буржуазной прессы на победы Красной Армии, суммируя ее точку зрения следующим образом: «Пожалуй, в России завязнешь, не лучше ли с ней мириться».^{330} В докладе на VIII Всероссийской конференции РКП (б) В. И. Ленин уделяет особое внимание вынужденному признанию перемен в международных делах правящими кругами государств — участников интервенции.^{331}

С этой точки зрения симптоматичными были первые, пока еще осторожные заявления Ллойд Джорджа в пользу смены тактики в отношении Советского государства на приеме у лорд-мэра Лондона 8 ноября 1919 г. и в палате общин 13 ноября 1919 г. Они представляли с его стороны зондаж настроений правящих кругов как в Англии, так и в других капиталистических странах. Смысл высказываний Ллойд Джорджа сводился к признанию провала прямой военной интервенции и к положению, что в связи с разгромом войск Колчака, Деникина и Юденича дальнейшая поддержка контрреволюционных сил в России потребует новых больших расходов, которые и так уже слишком обременительны. Поэтому, полагал он, вероятно, пора определить какой-то новый курс в отношении к Советской России, этой «русской загадке». Как бы мимоходом, в ответ на реплику во время своей речи в парламенте: «Как обстоит дело с блокадой?», — Ллойд Джордж, беззастенчиво искажая факты и, вероятно, желая дать понять, что новая ситуация может побудить изменить политику, нимало не смущаясь, отвечает: «Никакой блокады нет, кроме ледовой блокады».^{332} Такая постановка вопроса, в сущности, учитывала реальный факт: с разгромом основных белогвардейских сил потерпел провал план отрыва европейской части Советской России от основных районов, откуда поступало сырье и продовольствие. «Экономическое окружение» и военно-экономическая блокада в таких условиях становились все более несостоятельными.

В правящих кругах США к концу 1919 г. также выявляются сомнения в целесообразности и перспективности использования любых военных форм борьбы с Советской властью. 9 декабря 1919 г. госсекретарь Р. Лансинг в меморандуме для президента Вильсона предлагает в связи с провалом интервенции использовать «экономические операции» в отношении России. Суть этой тактической линии состояла, согласно документу, в ведении торговли на ее территории через кооперативы, земства, думы и «ответственных лиц». Этим способом имелось в виду оказать содействие «чисто русским силам», которые могли бы прийти к власти, когда Советское правительство потеряет ее в результате экономических трудностей.^{333} С другой стороны, особого оптимизма и в отношении этих мер лидеры США, по-видимому, не испытывали. Об этом свидетельствует последняя телеграмма из Вашингтона от 11 декабря 1919 г. представителя «омского правительства» Колчака: «Военные неуспехи и политические события в Сибири, а также сложность снабжения в тылу нашей армии колеблют уверенность американцев во Внутренней силе национального движения, что вынуждает их в общем к выжидательному положению».^{334}