Антон. Мальчик-щенок

– Конечно, Жень. Сейчас только молоко домой отнесу и сразу к тебе прибегу.

– Хорошо, буду ждать, – улыбнулся парень и скрылся в доме. – Дверь не запираю, – раздалось из-за уже закрытой двери.

Катя поспешила домой. Наскоро закинув пару бутылок с молоком в подпол, девушка быстро взлетела по ступенькам обратно в дом и полезла в шкаф, пытаясь найти платье поприличнее. Ей было стыдно идти в гости в обычной рабочей одежде, да к тому же еще и испачканной коровьим навозом. В шкафу обнаружилось симпатичное синее платье в цветочек, которое Катя не надевала со времен школьного выпускного. «Кажется, не самый лучший вариант, но больше у меня все равно ничего нет», – печально подумала Катя, натягивая старое платье. За столько лет ее фигура ничуть не изменилась, и платье село как влитое.

Катя была бы рада покрутиться перед зеркалом в полный рост и оценить свою внешность, но она не могла этого сделать, потому что в ее доме отродясь не водилось зеркала. Обычно ей хватало собственного отражения в металлическом боку чайника или в ведре воды, но сейчас ей особенно хотелось выглядеть красиво. Поскольку смотреться все равно было некуда, Катя поспешила домой к Женьке. Наверняка он уже ее заждался.

На улице стемнело, и уже успели включиться два фонаря – единственные пока работавшие на всей улице. В деревне постоянно было темно, потому что новые фонари то ломались, то разворовывались местными пьяницами на новые лампочки и цветные металлы. Жители Агаповки привыкли ходить по темноте, деревня была небольшая, и местные жители хорошо знали все дорожки и тропинки. До Женькиного дома идти было три минуты быстрым шагом. Катя пролетела это расстояние как на крыльях и остановилась перед дверью, тяжело дыша. Она поправила волосы, одернула платье и только сейчас поняла, что забыла переобуться и снять свои грязные кирзовые короткие сапоги, в которых работала в коровнике. Вот ведь незадача! И как только она могла упустить из виду такой важный момент! Сейчас ведь она войдет и наследит в доме Женьки, а он ведь теперь городской житель, наверняка ему станет противно…

Катя уже собиралась развернуться и побежать домой, но тут она услышала Женькин голос: «Кать, чего ты там на пороге топчешься, заходи уже!» Тяжело вздохнув, Катя сняла свои сапоги и пошла в дом босиком. Она толкнула тяжелую деревянную дверь, та со скрипом подалась, и девушке по глазам ударил яркий свет.

Все в этом доме было так же, как и много лет назад, когда они с Женькой были школьниками: и этот круглый стол с желтой скатертью, бахрому на которой Катя так любила заплетать в косички, и этот красный абажур прямо над столом, и шкаф с красивыми стеклянными графинами, на гранях которых причудливо играл свет от абажура. Не хватало только Женькиной мамы, которая обычно выбегала с кухни с полным подносом горячих пирожков. Сейчас же вместо них на столе стояли картонные коробки, а рядом с ними Женька, складывавший что-то в них.

Катя подошла ближе. Деревянный пол в неотапливаемом доме неприятно холодил ступни, несмотря на то что на улице стояла теплая погода. Но девушка привыкла терпеть неудобства. Ее внимание было приковано к Женьке, который замер на месте с фотографией в руках. Катя подошла ближе и заглянула через плечо на фото.

– Помнишь, когда мы сделали эту фотографию? – спросил Женька, оборачиваясь на Катю.

Она кивнула.

Она хорошо помнила тот момент. Стоял май, самый лучший месяц в ее жизни. Она была частой гостьей в доме Женьки, а он тогда светился от надежд на прекрасное будущее – в мае ему предстояло уехать в город. В том мае у них были и свидания возле реки, и прогулки при лунном свете, и робкие поцелуи под кустами сирени, что росли возле забора Катиного дома. На фотографии Женькина мама обнимала своего сына, а рядом к нему прижималась Катя. Их сфотографировал парень, который учился с ними в одной школе и закончил ее на два года раньше. Его звали Сергеем, и он тоже сумел перебраться из Агаповки в город, однако приезжал домой гораздо чаще, чем впоследствии Женька. В тот май Сергей вернулся с подарками для всей своей родни, а заодно привез и фотоаппарат, на который снимал не только своих родственников, но и всю деревню. Женькина мама хранила эту фотографию как единственное напоминание о сыне, который ее покинул.

– Хорошие тогда были дни, – с печалью в голосе произнес Женька и собрался кинуть фотографию на дно коробки, но Катя не позволила.

– Дай, я ее себе на память заберу, – сказала она, аккуратно вытаскивая фото из сжатых пальцев Жени. Он почему-то вцепился в карточку и не хотел ее выпускать. – А то вдруг опять пропадешь на несколько лет.

Женька выпустил фото после слов Кати.

– Не пропаду, – как-то чересчур бодро сказал он, словно сам не веря в свои слова. – Давай лучше разбираться. У мамы столько всего, я даже не знаю, что с этими вещами делать. Может, продать их? – спросил Женя, вынимая из шкафа мамины графины.