Антоний с усмешкой бросил плащ на пол и смело направился в логово зверя.
– С какой стати ты контролируешь моих сатрапов на территориях, уже не представляющих интереса для Рима? – строго спросила Клеопатра.
– Что за прием, – ответил он, падая в кресло. – Я подчинился приказу, я верен своей клятве, я привез мои трофеи к тебе в Александрию, и все, что я получаю за свои старания, – это неприятный вопрос. Предупреждаю тебя, Клеопатра, не заходи слишком далеко. За восемьсот миль пути я стал свидетелем твоих махинаций, того, как ты унижаешь людей, которые не являются египтянами. Ты казнишь, ты заключаешь в тюрьму, ты перегораживаешь дороги, чтобы брать пошлины, на которые не имеешь права, ты стравливаешь царей, ты сеешь вражду. Не пора ли вспомнить, что я нужнее тебе, чем ты мне?
Лицо ее застыло, в глазах мелькнул ужас. Несколько секунд она молчала, стараясь придать лицу выражение, которое успокоило бы его.
– Я трезвый, – сказал он, прежде чем она обрела дар речи, – и Марк Антоний сейчас уже не тот покорный раб, каким он становится, когда вино лишает его способности соображать. С тех пор как я в последний раз видел тебя, я не выпил ни капли. Я успешно закончил войну против хитрого врага. Я вновь обрел уверенность в себе. И я обнаружил много причин, почему как триумвир Востока и высший представитель Рима на Востоке я осуждаю действия Египта на этом Востоке. Ты вмешиваешься в управление римскими владениями и дела царей-клиентов, находящихся на службе у Рима! Ты важничаешь, словно Зевс в миниатюре, демонстрируя свою мощь, как будто у тебя армия в четверть миллиона и гениальность Гая Юлия Цезаря в зените его славы. – Антоний передохнул, глаза налились кровью и гневом. – А на самом деле без меня ты – ничто. У тебя нет армии. Ты не гений. Фактически между тобой и иудейским Иродом почти никакой разницы. Оба вы жестокие, жадные и хитрые, как крысы. Но сейчас, Клеопатра, мне больше нравится Ирод, и я больше его уважаю, чем тебя. По крайней мере, Ирод – бессовестный варвар и не скрывает этого. А ты сегодня притворяешься соблазнительницей, завтра – богиней милосердия, потом ты тиран, ненасытная захватчица, воровка. А затем – подумать только! – ты надеваешь маску кротости. Это закончится здесь и сейчас. Ты слышишь меня?
Клеопатра нашла подходящее выражение лица – скорбь. Молчаливые слезы потекли по ее щекам, она сжала свои красивые маленькие ручки.
Антоний искренне рассмеялся:
– Хватит, Клеопатра! Неужели у тебя нет других приемов, кроме слез? До тебя у меня было четыре жены, поэтому со слезами я знаком. Самое действенное оружие женщины – ее воспитывают в этой вере. Но на трезвого Марка Антония они влияют не больше, чем вода, капающая на гранит. Чтобы вода подточила гранит, потребуются тысячи лет, и это больше, чем отведено даже богиням на земле. Предписываю тебе вернуть Ироду бальзамовые сады, безвозмездно, а Малху – его право добывать асфальт, тоже безвозмездно. Ты освободишь дороги из Тира и Сидона, а твои правители на территориях, которые я продал тебе, перестанут насаждать египетский закон. Их предупреждали, что они не имеют права казнить или сажать в тюрьму, если римский префект не вынесет соответствующего приговора. Как и все другие цари-клиенты, ты будешь платить Риму дань и свои действия в будущем ограничишь непосредственно территорией Египта. Это понятно, госпожа?
Она перестала плакать и теперь была очень сердита. Но не могла показать свой гнев
– Что, пытаешься придумать, как убедить меня выпить бокал вина? – насмешливо спросил он, чувствуя, что смог бы завоевать целый мир, раз у него хватило смелости противостоять Клеопатре. – Убеждай сколько хочешь, моя дорогая. Не добьешься. Как команда Улисса, я заткнул уши, чтобы не слышать твое пение сирены. И если ты вообразишь себя Цирцеей, тебе не удастся снова превратить меня в свинью, купающуюся в грязи твоего изготовления.
– Я рада видеть тебя, – прошептала Клеопатра, успокоившись. – Я люблю тебя, Антоний. Очень тебя люблю. И ты прав, я злоупотребила своей властью. Все будет сделано, как ты хочешь. Клянусь тебе.
– Клянешься Теллус, Индигетом и Либером?
– Нет, клянусь Исидой, оплакивающей мертвого Осириса.
– Тогда подойди и поцелуй меня.
Она покорно поднялась, но не успела она подойти к креслу Антония, как в комнату ворвался Цезарион.
– Марк Антоний! – закричал мальчик и бросился к нему, чтобы обнять. – О, Марк Антоний, это ужасно! Мне никто не сказал, что ты приехал, пока я не встретил в зале Аполлодора.
Антоний отстранил от себя Цезариона и с удивлением оглядел его.
– Юпитер, тебя можно было бы принять за Цезаря! – заметил он, целуя Цезариона в обе щеки. – Ты стал мужчиной.
– Я рад, что хоть кто-то заметил. Моя мать отказывается признать это.
– Матери не хотят видеть, что их сыновья вырастают. Прости ее за это, Цезарион. Вижу, у тебя все в порядке. Много дел в эти дни?
– Да, я сейчас очень занят. Работаю над порядком раздачи бесплатного зерна беднякам Александрии.
– Отлично! Покажи мне.