Антоний и Клеопатра

– Цезарь Октавиан встретился с очень большими трудностями, – произнес Меценат спокойным, приятным голосом. – Ты прости меня, если я не буду говорить по пунктам, как это делал ты, Гай Поллион. Я не наделен такой беспощадной логикой – мой стиль более повествовательный, мне лучше даются истории. Когда Цезарь Октавиан стал триумвиром Италии, островов и обеих Испаний, он нашел казну пустой. Он должен был конфисковать или купить землю для расселения ста тысяч солдат-ветеранов, закончивших службу. Два миллиона югеров земли! Поэтому он конфисковал общественные земли восемнадцати городов, которые поддерживали убийц божественного Юлия. Справедливое решение. И каждый раз, получая какие-либо деньги, он покупал землю у владельцев латифундий, ссылаясь на то, что эти люди неправильно используют обширные территории, на которых когда-то выращивалась пшеница. У тех, кто выращивал зерно, землю не отнимали, ибо Цезарь Октавиан планировал получить большой урожай местного зерна, после того как эти латифундии будут разделены между ветеранами. Безжалостный разбой Секста Помпея лишил Италию пшеницы, выращенной в Африке, на Сицилии и Сардинии. Сенат и народ Рима ленились запасать пшеницу, считая, что Италия всегда сможет прокормиться заморским зерном. А Секст Помпей доказал, что страна, которая надеется на ввоз основного продукта питания, уязвима и с нее можно потребовать выкуп. У Цезаря Октавиана нет денег или кораблей, чтобы прогнать Секста Помпея с моря или вторгнуться на Сицилию, его базу. По этой причине он заключил соглашение с Секстом Помпеем, даже женился на сестре Либона. Если он поднял налоги, это потому, что у него не осталось выбора. Пшеница этого года, за каждый модий которой Секст Помпей запросил тридцать сестерциев, уже куплена и оплачена Римом. Цезарь Октавиан должен был находить каждый месяц сорок миллионов сестерциев – вообрази! Почти пятьсот миллионов сестерциев в год, заплаченных Сексту Помпею, обычному пирату! – крикнул Меценат с горячностью, и его лицо налилось кровью от редкой для него вспышки гнева.

– Более восемнадцати тысяч талантов, – задумчиво проговорил Поллион. – И конечно, ты сейчас скажешь, что серебряные рудники обеих Испаний только начинали разрабатываться, когда вторгся царь Бокх, так что сейчас они опять закрыты, а казна пуста.

– Именно, – подтвердил Меценат.

– Если принять это объяснение, о чем дальше говорится в твоей истории?

– Еще со времен Тиберия Гракха Рим дробит наделы, чтобы расселить на них бедных, а позднее – ветеранов.

Поллион прервал его:

– Я всегда считал самым большим грехом сената и народа Рима, что они отказались платить демобилизованным ветеранам Рима пенсию сверх той суммы, которую кладут для них в банк из их жалованья. Когда консуляры Катул и Скавр отказали в пенсии неимущим солдатам Гая Мария, Марий наградил их землей от своего имени. Это было шестьдесят лет назад, и с тех пор ветераны ждут награды от своих командиров, а не от Рима. Ужасная ошибка. Она дала военачальникам власть, которую нельзя было давать.

Меценат улыбнулся:

– Ты рассказываешь историю за меня.

– Прошу прощения, Меценат. Продолжай, пожалуйста.

– Цезарь Октавиан не может избавить Италию от разбоя Секста в одиночку. Он много раз просил помощи у Марка Антония, но Марк Антоний то ли глухой, то ли неграмотный, ибо он не отвечал на письма. Затем началась внутренняя война – война, которая никоим образом не была спровоцирована Цезарем Октавианом. Он считает, что истинным инициатором поднятого Луцием Антонием мятежа – именно так все представлялось нам в Риме – был вольноотпущенник Маний из клиентуры Фульвии. Маний убедил Фульвию, что Цезарь Октавиан, э-э-э, украл у Марка Антония то, что принадлежало ему по праву рождения. Очень странное обвинение, но она в него поверила. В свою очередь она убедила Луция Антония использовать легионы, которые он вербовал от имени Марка Антония, и пойти на Рим. Думаю, дальше развивать эту тему необходимости нет. Марка Антония следует уверить, что его брат не был казнен, ему разрешили поехать в Дальнюю Испанию с полномочиями проконсула и управлять ею.

Порывшись в свитках, лежавших перед ним, Меценат нашел один и развернул.

– У меня здесь письмо, которое сын Квинта Фуфия Калена написал не Марку Антонию, как следовало бы, а Цезарю Октавиану.

Он передал свиток Поллиону, и тот прочитал его со скоростью очень грамотного человека.