Антропологические традиции

Таким образом, уже на уровне терминологии мы сталкиваемся с разнообразными следствиями не только процессов междисциплинарного сотрудничества, но и процесса междисциплинарной конкуренции. В сегодняшних условиях социокультурной антропологии в немецкоязычной зоне уже не так необходимо прибегать к заимствованию ключевых терминов и понятий из других дисциплин (хотя о заимствовании концепции идентичности из культурных исследований можно продолжать говорить как о важном). В то же время другие дисциплины, наоборот, стали все чаще обращаться к социокультурной антропологии в поисках новых концепций. Опуская уже упомянутые случаи с исследователями фольклора и социологами, я приведу еще три примера.

Первый пример относится к физической антропологии. До 1945 г. эта дисциплина пользовалась названием Anthropologie,

которое в те или иные периоды соседствовало с такими названиями, как Rassenkunde (расоведение) или Eugenik

(евгеника). После 1945 г. в дисциплине начались переименования, нацеленные на то, чтобы подчеркнуть новое начало, и появился ряд новых названий, таких как Humanbiologie, биология человека, или physische Anthropologie,

т. е., собственно говоря, физическая антропология. В последнее время, однако, ряд кафедр и институтов вернулся к прежнему названию Anthropologie, в чем следует видеть, конечно же, не возвращение к прошлому, но интерес к тому, чтобы укрепить ассоциацию с привлекательной сегодня общей рубрикой «антропология».

Второй пример касается historische Anthropologie,

исторической антропологии, — субдисциплины, объединившей в себе ряд исторических и историографических направлений исследования. Хотя эта субдисциплина претендует на междисциплинарность и имеет ряд собственных периодических изданий, ее исследовательский состав в немецкоязычной зоне набирается преимущественно из историков. При помощи обращения к привлекательному ярлыку «антропология» и заимствования ряда антропологических терминов и концепций исследователи, работающие в рамках этой субдисциплины, стараются трансформировать традиционные типы исторического анализа в формы, более близкие к антропологическим моделям.

Третий пример имеет отношение к Kulturwissenschaften — новообразованной дисциплине культурных исследований, которая в немецкоязычных странах возникла на волне реформистских движений в гуманитарных и социальных науках в 1990-х гг. Несомненно, ее возникновение было тесно связано с успехом дисциплины Cultural Studies в Великобритании и Северной Америке. Однако в англоязычном мире дисциплина возникла как своеобразная форма демократического протеста и сформировалась, так сказать, по инициативе меньшинств на академической периферии. В немецкоязычных странах она развивалась иначе. Здесь она была сформирована по инициативе, как говорится, «белого большинства мужского пола» и профинансирована «сверху» крупными общественными фондами, с тем чтобы провести реформу традиционных научных областей в сфере гуманитарного и общественно-научного образования. Несмотря на специфический характер институционализации, культурные исследования в немецкоязычной зоне все же сыграли важную роль в оживлении этих областей, в деле адаптирования этих областей к условиям современного глобализующегося мира и в деле их приближения к тому открытому способу видения реальности, который сегодня предлагает международная социокультурная антропология.

Хотелось бы подчеркнуть, что ударение в последнем предложении следует ставить на слово «международная». В первой — и достаточно долгой — фазе того процесса, в результате которого в сфере немецкоязычных гуманитарных и социальных наук совершался поворот к «культуре», «этнографии», «антропологии», влияние шло в основном со стороны англоязычного мира. Антропологи немецкоязычной зоны по большей части не привлекали внимания других ученых в это время. Местным антропологам потребовалось предпринять целый ряд активных инициатив и творческих проектов, прежде чем процесс перешел во вторую, текущую фазу. Сегодня антропологов часто приглашают участвовать как в гуманитарных проектах, предпринимающихся, к примеру, в культурных исследованиях, так и в проектах по изучению роли высоких технологий в обществе. Более того, антропологи научились высказывать эффективные и авторитетные критические замечания в адрес проектов, затрагивающих сферу культурного многообразия и предпринимающихся без участия антропологов. Наша небольшая дисциплина, таким образом, все чаще показывает свою компетентность в тех делах, в которых ранее ее присутствие не считалось нужным. Эта тенденция может и должна продолжаться.