Анжелика и Дьяволица

Предчувствия, возможно, не обманули ее. Теперь, когда молодая вдова оставила привычную ей искусственную атмосферу и очутилась на холодном пронзительном ветру Голдсборо, не начала ли она прозревать другую жизнь, которую она могла бы прожить — более человечную, более счастливую?

Анжелике претил этот спор, ей не хотелось в него углубляться. Личность герцогини де Модрибур была слишком чужда ей, хотя она и могла понять, что же терзает Амбруазину, что изломало ее, сделало несколько странной.

Однако, если графиня де Пейрак и испытывала жалость, она не чувствовала себя способной давать советы этой страдающей душе, ибо понимала, что Амбруазине следовало скорее оставаться в пахнущем ладаном полумраке исповедален Сен-Сюльпис, нежели устремляться к суровым, первозданным берегам Америки.

Конечно, день, чтобы поговорить с герцогиней о сюжете столь низменном, как замужество королевских невест, был выбран неудачно, но все же следовало что-то решать — люди Колена, опасаясь потерять своих «нареченных», начинали терять терпение.

— Подумали ли вы над предложениями, которые мой муж изложил вам вчера вечером? — спросила графиня.

На сей раз Амбруазина де Модрибур устремила на нее взгляд, исполненный ужаса. Лицо ее стало мертвенно-бледным.

— Что вы хотите сказать? — запинаясь, пробормотала она.

Анжелика вооружилась терпением.

— Он ведь беседовал с вами о планах некоторых из ваших девушек — они хотят обосноваться здесь, обвенчавшись, как добрые и истинные католички, с нашими поселенцами.

— Ах, так дело в этом? — произнесла Амбруазина вслух.

— Простите меня… Я опасалась… Я подумала, что речь идет о другом…

Она провела рукой по лбу, потом опустила ее на грудь, словно для того, чтобы успокоить биение своего сердца. Наконец, сомкнув ладони, она закрыла глаза и на минуту погрузилась в молитву.

Когда она вновь взглянула на Анжелику, в ее взгляде опять читалась уверенность, и голос был тверд:

— Несколько девушек, действительно, открылись мне в своих чувствах, которые испытывают они к тем мужчинам, что дали во время кораблекрушения зарок принадлежать им. Я не придала этому никакого значения. Что за безумные выдумки? Пустить корни в поселении еретиков?

— Тут немало католиков.., среди нас… Герцогиня решительным жестом прервала ее.

— Эти католики согласны жить бок о бок с явными гугенотами и даже действуют с ними заодно. Это, на мой взгляд, не очень ревностные католики или даже в будущем — еретики. Я не могу доверить души моих девушек подобным личностям.

Анжелика вспомнила размышления Виль д'Авре и его слова: «У всего этого нет будущего». Он не был ни глупым, ни пустым человеком, каким хотел казаться. Сказанное герцогиней в который раз подтверждало силу мистических преград, которые разделяли человеческие существа, обрекая их во имя господа на постоянные войны и вражду, закрывая перед народами путь к процветанию, к существованию не столь варварскому. Значит, не настало еще время примирения? И все же она воззвала к голосу разума и рассудка.

— Не являют ли в наш век все государства, в том числе и Франция, подобную же картину? Католики и протестанты живут бок о бок, внутри одних и тех же границ, сплачиваясь ради процветания страны.

— Прискорбная картина пагубного компромисса. При мысли об этом я словно вижу кровоточащие раны Господа нашего на кресте, и боль пронзает меня — ведь Он умер, дабы сохранилось слово Его, дабы не извращалось слово Его!.. А сегодня ересь проникает повсюду!.. Неужели это не причиняет вам страданий? — обратилась она к Анжелике, недоуменно глядя на нее.

Анжелика перевела разговор в другое русло.

— Не следует без конца подвергать сомнению то, что лица, гораздо более важные, чем мы, уже определили своею властью. Например, что до Франции, то разве король Генрих IV не решил раз и навсегда, что все французские католики и протестанты равны перед нацией? Он воплотил свои решения в Нантском эдикте note 22, и это пошло на благо королевству.

— Вот именно, — подхватила герцогиня с улыбкой, — я вижу? вы не все знаете, дорогая. Речь идет о том, что король отменит Нантский эдикт Анжелика была потрясена.

— Но это невозможно! — воскликнула она. — Король не может отменить это соглашение, которое его предок торжественно заключил перед всеми французами от имени своих наследников и преемников. Во всей истории народов не было такого бесчестья!..

Она уже видела, как катастрофа обрушивается на Францию. Если Нантский эдикт будет отменен, французские гугеноты потеряют всякую свободу и право богослужения в городах. Они не смогут жениться законным образом, их дети будут считаться незаконнорожденными, их подписи не будут действительны, и у них не останется иного выхода, нежели обратиться в католичество или бежать из страны…

Но в сущности, разве Нантский эдикт уже давным-давно не потерял силу? Разве он не перестал применяться? Ей ли не знать этого!

Она жила в Америке новой, свободной жизнью и стала понемногу забывать мрачные преследования, которым она подвергалась вместе с гугенотами в Ла-Рошели.