Затем шли городские гильдии, и на смену торжественному гулу колоколов и пению псалмов раздались веселые звуки труб.
Впереди ехал губернатор мессир де Бернонвиль в окружении личной стражи. За ним следовали три сотни городских лучников. Затем, верхом на гарцующей лошади, появился купеческий старшина с великолепным эскортом лакеев, одетых в зеленый бархат, следом за ними — городские советники, эшевены, квартальные офицеры, мастера и охрана гильдий торговцев тканями, специями, галантереей, пушниной, вином, золотыми и серебряными изделиями. Разодеты они были в бархатные костюмы всех цветов радуги.
Народ бурно приветствовал Шесть Гильдий, представляющих всех коллег-торговцев.
Появление патрульных всадников, за которыми следовали охранники тюрьмы Шатле, так называемые «сержанты с розгами», и обоих лейтенантов по гражданским и уголовным делам парижане встретили куда более холодно.
Чернь молчала, узнав «мрачных» и «злых» мучителей, как их называли в народе.
В столь же неприязненном, холодном молчании по улице прошли королевский суд и королевские гильдии сборщиков податей, которые были символом ненавистных налогов.
Председатель королевского суда и королевские судьи были великолепны в длинных пунцовых мантиях с горностаевой оторочкой, в черных бархатных судейских шапках, обшитых золотым галуном.
Вскоре пробило два часа пополудни. Маленькие облачка, появлявшиеся было в чистом синем небе, тут же таяли под жгучими лучами солнца. Толпа изнывала от жары, волнение нарастало. Шеи вытянуты, глаза устремлены к горизонту: собравшихся постепенно начинал охватывать страх.
Внезапно поднявшийся шум известил о появлении королевы-матери под балдахином на балконе отеля Бове. Она села рядом с вдовствующей королевой Англии и ее дочерью, принцессой Генриеттой. Это означало, что король и королева приблизились к городу.
Анжелика стояла, обняв за плечи мадам Скаррон и Атенаис. Три молодые женщины, высунувшись из окна верхнего этажа отеля Бове, старались не упустить ничего из развернувшегося спектакля. Ортанс и младшая сестра Атенаис разместились вместе с другими приглашенными у соседнего окна.
Одним из самых ожидаемых зрелищ было шествие свиты кардинала, и толпа ликовала, предвкушая, как по улице проведут семьдесят два мула по три в ряд, украшенных белыми султанами и покрытых сверкающими попонами. За ними следовал конюший его высокопреосвященства с двадцатью четырьмя богато одетыми пажами, затем — двенадцать великолепных коней, покрытых попонами из темно-красного вышитого золотом и серебром бархата. Их вели двенадцать лакеев в ливреях. Затем, как называли зрители, «гвоздь программы» — одиннадцать карет, запряженных шестерками лошадей, также в попонах из дорогих тканей. И наконец, долгожданное завершение — карета его высокопреосвященства.
Перед отелем Бове, на повороте, еще звучали колокольчики мулов и стук их копыт, и этот шум сливался с гулом толпы, с овациями и восхищенными возгласами.
Приблизилась карета его высокопреосвященства, кардинала, который столько лет держал в своих руках судьбы Франции и всей Европы. В нее была впряжена восьмерка лошадей, однако карета была самой маленькой из только что проехавших и…
Должно быть, он появится на одном из трех балконов отеля де Бове? На каком же? На том, где находится королева-мать, «с которой он разделил торжество этого дня, положившего конец тяжелой борьбе за спасение малолетнего короля и его королевства»?
Однако он предпочел появиться, скрыв румянами следы болезни и страданий, на другом балконе, ближе к узкому фасаду.
Рядом с ним стоял только суровый, одетый в темное, как положено гугеноту, вояка виконт де Тюренн де ла Тур д’Овернь, разделивший с кардиналом его победы.
Овации не умолкали.
В глубине души французы были признательны кардиналу за то, что он спас их от безумия, не дав изгнать своего короля, которого они ждали теперь с таким восторгом и благоговением.
Появились дворяне из свиты Людовика XIV.
Теперь Анжелика узнала многих. Она показала своим соседкам маркиза д’Юмьера и графа Лозена, выступающих во главе сотни вооруженных дворян. Лозен, известный своим легкомыслием, непринужденно расточал дамам воздушные поцелуи. Толпа отзывалась на это радостным смехом.