Мадам де Бренвилье не узнала свою давнюю обидчицу — во всяком случае, Анжелика на это надеялась, хотя во время визита к соседке бывшая Маркиза Ангелов чувствовала себя крайне неловко и постоянно думала о золотом браслете, который покоился в сундучке рядом с кинжалом Родогона-Египтянина.
Госпожа Моренс пришла к дочери лейтенанта полиции господина д’Обре с просьбой. Господин де Дрё д’Обре, сир д’Оппеарон и де Виллье, гражданский лейтенант Парижа, не так давно скончался. Его сын унаследовал отцовские титулы и должность, и Анжелика надеялась, что мадам де Бренвилье сможет убедить брата освободить одного несчастного, заключенного в тюрьму для бедных. Госпожа Моренс, которая некогда знала горемыку, хотела бы взять его к себе на службу.
Этим нищим был не кто иной, как Легкая Нога.
Однажды, проезжая в карете по площади Пилори, Анжелика заметила у позорного столба мужчину, закованного в железный ошейник, длинное лицо которого с вечно печальными глазами было ей знакомо. Легкая Нога! Анжелика буквально задохнулась от возмущения, ведь этот человек не был бандитом. Он превратился в немощного калеку, когда служил скороходом, и именно поэтому погряз в нищете. Даже в Нельской башне Анжелика никогда не видела, чтобы он воровал. Да, порой он попрошайничал, но Весельчак считал справедливым держать несчастного при себе, кормить его и давать ему кров, не требуя ничего взамен. Анжелика приказала остановить карету и спрыгнула на землю. Не обращая внимания на любопытных зевак, она обратилась к осужденному:
— Легкая Нога, друг мой, как ты оказался здесь, у столба?
— А! Это ты, Маркиза Ангелов, — ответил несчастный. — Да разве я знаю? Меня арестовал сержант, который охотится за бедняками. А потом меня приволокли сюда. Если бы я знал за что, было бы совсем другое дело.
— Потерпи немного, я вернусь и освобожу тебя.
Чтобы не терять драгоценное время на пустые прошения, Анжелика бросилась прямо к господину д’Обре. Она добилась того, чтобы дознание, касающееся бедного парня, провели побыстрее, и уже на следующий день был подписан приказ о его освобождении. Мадам де Бренвилье пригласила Анжелику к себе на ближайший прием. Там госпожа Моренс смогла бы познакомиться со многими очаровательными людьми, в том числе и с шевалье де Сен-Круа. Ни для кого не секрет, что шевалье — любовник хозяйки дома…
Анжелика сделала Легконогого камердинером сыновей, и теперь он щеголял в нарядной ливрее. Проку от него было немного, но бывший скороход был очень добрым и кротким человеком, а главное — умел рассказывать детям забавные истории. Большего от него и не требовалось.
Так Анжелика пристроила Легконогого; да и другие «пропащие души» из Нельской башни приходили за помощью в отель Ботрейи.
Неисправимые побирушки, калеки, бродяги — многие бедняки быстро проторили дорожку к ее дому и три раза в неделю приходили за горячим супом, хлебом и одеждой. На сей раз Анжелика не стала просить Деревянного Зада, чтобы он избавил ее от нищих. Помощь бедным обязанностью любой знатной дамы, а она так хотела помочь всем своим бывшим товарищам по несчастью.
И если нарочито дружеская манера Одиже с недавних пор стала тяготить госпожу Моренс, напоминая ей о незавидном прошлом служанки, то бедняки оставались ее братьями, «братишками», и она никогда не гнушалась перекинуться с ними парой слов на воровском жаргоне. Правда, понизив голос, чтобы ее не услышали собственные слуги. В ответ нищие обычно разражались взрывами устрашающего смеха, который был ей так хорошо знаком…
Разве можно забыть Нельскую башню, запах овощного рагу, кипящего в котелке, ссохшихся старушек, которые обгладывают мертвых крыс, принесенных испанцем Крысобоем? А безумные причудливые танцы папаши и мамаши Тру-ля-ля, пиликанье виелы, раскаты хохота, хриплые крики?..
Она открывала двери своего дома. И зимним морозным утром, в снежной тишине, когда зловонное дыхание нищих окутывало их густым облаком пара, смотрела, как эти люди, похожие на диких зверей, идут к ней.
— Нищета отвратительна, — говорил господин Венсан де Поль.
Да, они были отвратительны. Но Анжелика хорошо знала, как невзгоды, злоба и нужда могут опустошить и тело, и душу. Ведь когда-то она сама попала в этот страшный водоворот, из которого почти невозможно выбраться.
И добрый старческий голос, пробудивший свой век для милосердия, — голос преподобного Венсана нашел отклик в ее душе. «Бедняки… которые не знают, куда идти, что делать, которые оказались в тисках нищеты и которых — увы! — становится все больше, это мое бремя и моя боль!»
Опустившись на колени на каменных плитах, она мыла им ноги и перевязывала раны. Лишь они, да еще ее сыновья, будили любовь в ее ожесточившемся сердце.
Вскоре после истории с Легкой Ногой Анжелика повстречалась и с Черным Хлебом. Старик ничуть не изменился. Он был по-прежнему увешан раковинами и четками мнимого паломника. Пока молодая женщина перевязывала нищему незаживающую язву на ноге, тот сказал ей:
— Слушай, сестренка, я притащился, чтобы предупредить тебя: если ты дорожишь собственной шкурой, не след тебе туда шляться.