Анжелика. Война в кружевах

Разве можно представить себе более экстравагантного супруга, чем Филипп? Жена, проливая слезы, вытащила его из Бастилии, а он даже и не подумал нанести ей простой визит вежливости!

Подоспела пора, когда под звук скрипок и смех Париж понемногу начал пробуждаться и готовиться к праздникам.

Несмотря на подписание мирных договоров, привычка вести войну почти все лето удерживала большую часть дворян вдали от столицы. Если битвы с испанцами закончились, то теперь приходилось сражаться с турками или с епископом Мюнстера[53].

С наступлением ноября было заключено перемирие. Офицеры расформировали ставшие бесполезными подразделения, отправили некоторые войсковые части на зимние квартиры и спешно помчались в столицу и ко двору. Рано наступавшая ночь расцвечивалась бумажными фонариками зимних праздников, участились фейерверки, предвосхищавшие буйство карнавала.

Королева и придворные дамы старались вести себя сдержанно. До крещения они строго следовали религиозным предписаниям, слушали проповеди и занимались благотворительностью.

Но Его Величество, Месье, принцы крови, офицеры короны и знатные вельможи не считали необходимым связывать себя чрезмерной строгостью. Их шалости стали чуть скромнее, зато более изощренными. Двор совершал веселые путешествия из Сен-Жермена в Версаль, из Венсенского замка в Сен-Клу, где располагался загородный дом Месье. К «радостям желудка» — в основном роскошным легким закускам — присоединялись радости танцев, приятных бесед и игр. Такие развлечения были своеобразной подготовкой к разгульным дням после праздника Богоявления.

Между тем Анжелика с нарастающим раздражением замечала, что ей становится все труднее двигаться: сказывалось приближение материнства. Это обстоятельство тоже могло дать Филиппу право удалить супругу от светской жизни. Анжелика тщетно все туже затягивала корсеты; при всем благоволении моды к пышным формам, она уже не могла надеть свои самые роскошные туалеты. Судьба снова посмеялась над ней: ребенок, которого она носила теперь, был намного крупнее старших сыновей.

Не участвуя в придворных увеселениях, Анжелика продолжала появляться в Сен-Жермене, куда каждый мог приезжать без специального приглашения. Здесь решались многие дела королевства, и коридоры дворца были заполнены самыми разными людьми: помощники министров, с гусиным пером за ухом, общались с иностранными послами, а ученые советники с серьезным видом прохаживались среди знатных дам, поигрывающих веерами, и обсуждали состояние торговли.

Однажды в Сен-Жермене Анжелика встретила старого аптекаря Савари, который приходил к ней в особняк как проситель и которого она называла про себя магом. В блестящей атмосфере Сен-Жермена довольный ученый чувствовал себя как рыба в воде.

Завидев Анжелику, он заговорщически улыбнулся:

— Мадам, не забудьте про мумиё.

— Когда же приедет ваш посол?

— Тише! Я дам знать заранее, я буду направлять вас шаг за шагом, но пока — никому ни слова, это тайна!

Проходившая мимо молодая дама тихонько вскрикнула и, ухватив старого Савари за брыжи[54], впилась в него глазами. Анжелика узнала мадемуазель де Бриенн.

— Месье, — негромко произнесла она, — я вас узнала. Вы — прорицатель и даже немного волшебник. Давайте заключим сделку!

— Мадам, вы ошибаетесь. Да, у меня есть определенная репутация, и обо мне неплохо отзываются при дворе, но я всего лишь скромный ученый.

— Я все знаю, — настаивала мадемуазель де Бриенн, и ее прекрасные глаза сверкнули, как карбункулы. — Я знаю, вы многое можете. У вас есть зелье, которое вы привезли с Востока. Послушайте, мне необходима ваша помощь, чтобы получить королевский «табурет». Назовите свою цену.

— Такие вещи нельзя получить за деньги.

— Тогда я буду принадлежать вам душой и телом.

— Бедная крошка, да вы с ума сошли!

— Подумайте, месье Савари. Для вас это не так уж и сложно, а я не вижу иного способа заставить короля предложить мне «табурет». Я хочу этого, хочу больше всего на свете. Ради «табурета» я готова на все!

— Хорошо, хорошо! Я подумаю, — покладисто согласился старый аптекарь.

Но категорически отказался брать кошель, который мадемуазель де Бриенн пыталась ему всучить.

— Как можно ввязываться в такие дела! — сказал он Анжелике после ухода мадемуазель де Бриенн. — Видите, какие это вертушки?! «Табурет»! Право сидеть на табурете в присутствии короля! Вот о чем они мечтают, едва появившись при дворе.

Старик снисходительно покачал головой, достал из складок своей одежды большой клетчатый платок и принялся протирать им очки.

— Ой ли! Месье Савари, я готова поверить, что вы действительно немножко колдун. Самые неприступные красавицы двора бросаются к вашим ногам и…

— Прошу не принимать меня за похотливого сатира, я совсем не такой человек. Но молодые дамы, а чаще юные девицы порой ведут себя настолько дерзко, что я просто теряюсь. Эта ветреница тщеславнее, чем одалиска в гареме.

— Ого, вы бывали в гареме?