«Какая роскошь, — думала Анжелика. — Вот он — королевский двор».
Месье, брат короля, был в более скромном наряде. Его округлая, несколько одутловатая фигура выглядела еще дороднее в пышном атласном костюме с горностаевой отделкой. Лицо Месье закрывала кружевная маска.
Монсеньора принца можно было узнать по обилию бирюзы, монсеньора герцога — по жемчугам.
Белобородый речной бог в костюме, расшитом серебряными чешуйками, со свисающими гирляндами тростника, голубыми и зелеными водорослями из атласа, коснулся Анжелики.
Эол[59]
, в костюме из белых и пурпурно-розовых перьев, с ветряной мельницей на голове вовлек ее в круг танцующих. Она подчинилась быстрому ритму танца, в котором дама постоянно переходила от одного кавалера к другому. Ее ладони мимолетно касались ладоней, унизанных сверкающими перстнями. Золотая маска, маска серебряная, маски бархатные, кружевные, атласные… Громкий смех, резкие духи. Запах вина и аромат роз. Весь пол усыпан лепестками роз. Розы в декабре…И это королевский двор. Изобилие. Безумие. Но если присмотреться, всё куда удивительнее! Толика проницательности, и перед вами он — молодой король, исподтишка дергающий за веревочки марионеток. А стоит приглядеться пристальнее, и вы увидите, что время от времени и сами марионетки снимают маски — и оказываются живыми людьми, снедаемыми жгучими страстями, жестокими амбициями и странной самоотверженностью…
Недавний разговор с господином Кольбером приоткрыл перед Анжеликой неведомые, скрытые стороны жизни королевского двора. Размышляя о той роли, которую министр для нее уготовил, она спрашивала себя: что кроется за этими масками, какие тайные миссии выполняют они? «Неужели вы думаете, что король так легко откажется использовать знания и опыт своих подданных…» В прошлом, когда Пале-Рояль еще назывался Кардинальским дворцом, здесь в фиолетовой сутане прогуливался Ришельё, строя планы по усилению своей власти. Все без исключения, кто имел доступ в его дворец, находились на службе кардинала. Его шпионская сеть превратилась в колоссальную паутину. Монсеньор любил использовать женщин в качестве своих агентов. «У них, — говаривал он, — природный актерский дар и стремление к скрытности». Значит, молодой король тоже придерживался этого принципа?
Когда Анжелика покинула круг танцующих, какой-то маленький паж тут же приблизился к ней и вручил письмо. Она вышла из зала, чтобы прочесть послание. Это была записка от Кольбера. Он писал:
«Да будет Вам известно, что отныне у Вас есть постоянная придворная должность, которой Вы добивались. Назначение на пост консула Франции в Кандии будет вручено Вам завтра».
Мадам дю Плесси сложила письмо и убрала его в поясную сумочку. В уголках ее губ играла улыбка. Она победила.
В сущности, не было ничего странного в том, что маркиза стала консулом Франции. В этом мире, где баронессы занимались рыбной торговлей, а герцогини требовали монополии на поставку театральных стульев, где военный министр настойчиво добивался права владеть общественным транспортом, а известные развратники получали церковные доходы, было возможно все.
Объяснение с Филиппом. Да здравствует наследник де Миремон дю Плесси де Бельер!
АНЖЕЛИКА медленно, с ленцой раздевалась сама, отклонив помощь служанок и девиц Жиландон. Она еще переживала кульминацию своей победы.
Сегодня ее управляющий передал управляющему мадемуазель де Бриенн сорок тысяч звонких ливров, а месье Кольбер от имени короля вручил мадам дю Плесси грамоту о ее назначении. Маркиза приложила личную печать к каждому из громадного вороха документов, присыпала песком несколько целиком исписанных бумаг и истратила по мелочам, на пошлины и другие расходы дополнительно десять тысяч ливров.
Но вовсе не расходы, а мысль о Филиппе омрачала ее радость.