Апокалипсис в шляпе, заместо кролика

– СпасибО. – Вот как-то так обобщает ударением последний слог Тёзка, включившись в процесс осушения стакана. Когда же стакан оказывается выпит, Тёзка, уже слегка в себя пришедший, протягивает ей стакан и ещё раз говорит спасибо.

А Клава с удивлением на него смотрит и интересуется у него. – А самим уже не под силу отнести? – А Тёзке уже с большей уверенностью невозможно слышать в свой адрес такие обвинения, тогда как ему не только стакан на кухню отнести под силу, а он стакан в руках Клавы унесёт туда вместе с нею, если только…

Но Тёзки нет ни на диване в гостиной, ни на полу рядом с ним, и даже на кухне, рядом с холодильником, им и не пахнет. На чём Клава, с каждым своим дальнейшим шагом всё больше тревожащаяся, не останавливается и заглядывает куда только можно, и даже не в самые подходящие и возможные для помещения туда человеком места. Что в итоге приводит Клаву физически обратно, в гостиную, а во всём остальном в растерянность в лице и общем виде, где она, опустив руки вместе с плечами, смотрит перед собой и ничего не видит, кроме картинки ухода её Тёзки, с такой необыкновенной улыбкой обещавшего ей непременно вернуться.

– Ты только никуда не уходи, – уже пророчески слышатся теперь слова Тёзки в дверях по его уходу, – а то я приду, а тебя дома нет, и что спрашивается я буду думать, когда у меня ключа от дома нет?

– Как это нет? – строго так волнуется Клава в сторону Тёзке, если честно, то иногда ведущего себя безалаберно и слишком беспечно. – Я тебе сама положила его в пиджак. А-ну, немедленно проверь. – Клава, не дожидаясь, когда Тёзка последует её совету, лезет рукой в карман его пиджака, откуда ею вынимается связка ключей, с которой она с укором на него смотрит и как бы у неё нет слов при виде такой безалаберности и этой его несерьёзности.

А у Тёзки на всё и на это есть объясняющий ответ. – Нельзя исключать возможности их потери. – Рассудительно говорит Тёзке, забирая ключи у Клавы. – К тому же в этом твоём ответе я вижу твой уход от основной темы нашего разговора. Где я от вас, моя дорога Клава, жду ответственного подхода к ожиданию моего возвращения с работы. И я бы хотел, чтобы вы к этому факту, с этого дня ежедневной действительности, отнеслись со всей серьёзностью и вниманием. При этом не забывая, кто отныне добытчик в нашей семье.

– Вот значит как вы заговорили. – Наклонив в бок свою голову, чтобы подчеркнуть свою принципиальную позицию на Тёзку и на эти его потуги распространить свою власть во все области их совместной жизни, заговорила Клава. – Сразу вас предупреждаю. Не получится у вас, ограничить мою свободу перемещения. И если я захочу выйти погулять на улицу с подругами, то и спрашивать вас об этом не утружу себя. Вам всё понятно? – Клава своим пронзительным взглядом чуть ли не подталкивает Тёзку к необдуманным решениям, не приводя в пример факты и ссылаясь на аргументы, криком и нетерпеливым видом выразить своё больше, конечно, негодование, нежели несогласие с такой индивидуалистической позицией Клавы.

И Тёзка всё-таки не удержался и подступился к Клаве с требованием сейчас же ему объяснить, это ещё с какой подругой и куда она тут намылилась, пока он будет, не жалея себя, зарабатывать на хлеб их насущный. – Вот только не говори мне, что с этой дурой Анжелой?! – А Клава, сказать, что она обескуражена такими скоропалительными выводами Тёзки насчёт Анжелы, пару раз-то только видевшего её, и если быть откровенно честным, то не без повода в себе, так о ней умозаключать, мало сказать. А вот то, что её сейчас безмерно удивляет, так это странная забывчивость Тёзки, упомянувшего только о хлебе насущном и совсем не упомянувшего о сумочке, без которой она как без рук.

И, конечно, Клава говорит Тёзке то, что он слышать не хочет. – С кем хочу и куда только захочу пойду гулять. – Твёрдо, с непоколебимой решимостью сделать так, как она сказала, заявила Клава.

А Тёзка, видя, что Клава завелась и действует на рефлексах, вместо того чтобы уступить, идёт на ещё большую конфронтацию. – А чего ждать, можешь прямо сейчас пойти гулять. И не с Анжелой, а с тем, с кем тебе захочется. А ещё лучше с тем, кого я на дух не переношу, и он меня тоже. – Заявляет Тёзка, без ножной ложки всовывая ногу в ботинок. Но там на пути его ноги ждёт, ногой не уразумеешь, что за препятствие, а голова занята, и нога никак не хочет занять полагающееся ей место в ботинке. Что не даёт Тёзке как следует сосредоточиться на разговоре с Клавой, и он начинает ещё больше нервничать и сбиваться на мыслях. И чтобы как-то решить эту возникшую на ровном месте проблему с ботинком, он начинает носком ботинка бить ботинок об стену, чтобы воткнуть в него ногу. Из чего тоже мало что выходит и ещё больше усиливает нервность внутренней обстановки Тёзки.