Апокалипсис в шляпе, заместо кролика

– А чем тогда время убиваете, когда ждать приходится? – уж очень охренеть можно, вот так многосложно задаётся вопросом бродяга, однозначно не осознавая опасности для себя и возможных последствий из этих своих дерзких слов. Где громилы только на первом этапе его внезапного вмешательства в их разговор были сбиты с толку и сразу не смогли найтись, чем ему ответить, тогда как сейчас, они, придя в себя, чтобы не тратить лишних слов и время на объяснения ему, как они умеют убивать время, возьмут и хватятся его своей стальной хваткой. И пока один придерживает его голову, другой будет кулаком забивать его в землю.

Но что-то в Ромыче сейчас буксует так ответить этому типу, и он вместо того, чтобы вбить в самое себя ни хочу бродягу, даёт ему словесный ответ. – Семки луцкаем. – На что следует совсем уже запредельный ответ бродяги. – Буду. – Говорит он и протягивает руку. На которую заворожённо смотрят Валентин с Ромычем, после чего Ромыч рукой лезет в карман за семками и наполняет протянутую руку бродяги семечками с верхом. Тот же критическим взглядом посмотрел на эти щедроты неосознанного малодушия Ромыча в своей руке, да и решил проверить на зуб, насколько Ромыч чистосердечен.

А то вполне может быть, что это он с виду только такой щедрый, – вон сколько семечек для него, постороннего человека, не пожалел, – тогда как за всем этим стоит не широта его души, а просто семечки пережаренные и не вкусные. Вот он и ищет только повод, как бы от них с достатком для себя избавиться (а выбросить под ноги, у него, скупердяя из скупердяев, рука в карман не засовывается). А тут как раз такой удобный случай подвалил в виде бродяги. И как им не воспользоваться (вот он и воспользовался). Так что ещё никак не ясно, кто кого тут должен благодарить.

И вот это сейчас и решил выяснить бродяга, потянувшись пальцами свободной руки к семечкам, насыпанным Ромычем в другую его руку. И тут бродяга так эффектно проводит свои параллели между своими доразумениями насчёт злонамеренной сущности Ромыча и семечками в своей руке, где сейчас будет решаться вопрос очевидности с Ромычем, что Ромыч и Валентин, завороженные всей этой смысловой подоплёкой, не могут отвести своих глаз от руки бродяги, тянущейся за семечкой.

И по Ромычу видно, какое он испытывает беспокойство за верный выбор семечки бродягой, который решил действовать не наобум, а дать шанс Ромычу выкрутиться из этой запутанной для себя ситуации. И теперь взгляд бродяги разрывался в своём выборе между поджаристой семечкой, так внешне выражающей дисциплинированность в деле готовности для своего употребления, и крупноразмерной семечкой, бравшей тебя визуально.

– Ладно, пускай она. – Бродяга останавливает свой выбор на поджаристой семечке, крепко так её берёт в пальцы рук и под взглядами Ромыча и Валентина закидывает её себе в рот. Там он её расщёлкивает, сплёвывает кошурки от семечки прямиком перед собой, и все тут, и он в том числе, ждут от него итогового дегустационного решения.

– Пойдёт. С такими семечками обязательно дождёшься того, чего ждёшь. – К внутреннему выдоху облегчения Ромыча говорит бродяга, и вперёд за второй семечкой. Когда же она оказывается у него в рту, то он, искоса посмотрев на Ромыча, как бы за между делом спрашивает его. – И кого ждём?

И вот тут-то, когда казалось ничто не предвещает бури, разговор в одно мгновение, с вмешательством Валентина, принимает другой оборот. – Тебя … – вдруг берёт слово Валентин, осевшим в хриплости голосом, отчего и возникла вот эта тяжёлая пауза между первым им сказанным словом и дальнейшим пояснением его применения в данном, пока что неизвестном значении. А так как употреблённое им в самом начале слово можно было интерпретировать как кому будет угодно, и оно вполне этим чаяниям отвечало, то бродяга вдруг струхнул, сделав свои прямолинейные параллели между своим вопросом и этим ответом наиболее сурового громилы. Кого уж точно не сдвинешь со своей мысли, и сейчас он начнёт ему крепко так, чтобы он не вырвался, объяснять, какого хрена они его тут заждались.

И бродяга, только сейчас догадавшись, что слишком далеко зашёл в своём подходе к этим типам, уже было приготовился не убежать от возмездия за свою словоохотливость, как ответ авторитетного громилы отпускает его напряжение.

– Тебя это не …– Валентин на этом месте опять сбивается, на мгновение задумывается и заканчивает свою фразу, чьё окончание звучит совсем не так, как люди с умственным достатком как у Ромыча предполагали. – Не должно волновать. – Говорит Валентин и так проникновенно твёрдо смотрит на бродягу, что тот немедленно решает, что он тут слишком сильно под задержался, и ему срочно нужно куда-то туда идти, где его ждут.

И бродяга, больше не желая мозолить собой глаза столь великодушным господам, как-то уж очень резво их покидает и тем же ходом вперёд, назад, и подальше отсюда. Где он, даже не думая оборачиваться, подгонял себя и свой спешный ход словесно. – Только не оборачиваться, а иначе они меня в чём-то заподозрят, а может вспомнят обо мне нечто важное, но забытое, и начнут преследовать.