Апокалипсис в шляпе, заместо кролика

– Любите подсластить свою жизнь? – не выдержав всего этого молчания, а особенно этого крутящегося момента в руках Клавы (да сколько уже можно меня мешать, а уж затем сахар в чашке?!), задаётся вопросом Иван Павлович, кивнув в сторону ложки в руках Клавы. Что, наконец-то, приводит к положительному результату в сторону Клавы, которая, как оказывается, не в задумчивость впала, а она была сама собой, а именно этим круговым движением заворожена, и не могла выйти из того замкнутого круга, выглядывающего из её чашки кофе, который она сама тут накрутила и сама же стала заложницей всего того, что она в него вложила.

– А может будет безопасней и не так насильственно и сложно над моей природой, если я обращусь за помощью к кофейной гуще? Слишком сложен для меня и моего понимания этот Иван Павлович. Да и выглядит он слишком опасно для потерявшейся девушки. Такие как он не упустят случая дать возможность потерянной девушке отыскать себя и свою потерю в самом себе и своих объятиях. Надо хорошенько приглядеться к этому, столь притягательно-странному Ивану Павловичу. – Вот с этого мысленного момента и озарения началось вступление в свой замкнутый, а уж затем порочный круг Клавы. Где она вслед за этими мыслями и опомниться не успела, как чайная ложечка вот уже у неё в руках, и она начинает себя и в себе разного формата и качества мысли накручивать с помощью круговых движений своей руки, с ложечкой в ней. Где ей с каждым кругом начинает внушаться уверенность в том, что кофейная гуща будет что ли более осмысленно развита, если она к её формированию приложит столько завидных усилий.

Так что когда Иван Павлович к ней так неожиданно, казалось, обратился, то она застанная врасплох, не сразу сообразила, что он у неё спрашивает, что в своём вопросе подразумевает и на что он тут так неприкрыто намекает.

– Заверяю вас, что с моей стороны ничего из того, на что вы тут намекаете не было. – С официозом холодности в голосе отреагировала в ответ Клава, как только решила понять вопрос Ивана Павловича, как намёк на некоторые подробности из их совместной жизни с Тёзкой, которые в итоге и привели к таким последствиям.

– Мол вы, Клавдия Аристократьевна, претенциозная больше, чем грациозная девушка, по моему, не на пустом месте сложившемуся мнению, – а я с вами, а если точнее, то с этими вашими мысленными завихрениями господства мыслей в сторону столбового дворянства, как-никак уже полгода ношусь и знаете, мучаюсь, – слишком часто вы своим недовольством и кислотой в лице мне намекаете на недостаток сладкого в вашей жизни рядом со мной. – Имеется немалая вероятность возникновения в прошлом вот такого разговора между Клавой и её Тёзкой, где он вдруг не сдержался и потребовал от Клавы ответа за её кислоту взгляда на него, когда он всего-то спросил её, что может сегодня будем кушать. А Клаве удивительно такое слышать в глазах и устах своего суженого, которому, как оказывается, её нисколько не хватает и ему ещё нужны плотские утехи (в другом качестве), которые она, видите ли, должна ему предоставлять в виде готовки ужина.

А как же тогда понимать его клятвенные обещания, где надо ему обязательно заметить, что его за язык никто не тянул всё это говорить и её уверять, что он ею одной будет до навсегда сыт. Но сейчас он говорит другое, и тогда получается, что он ей соврал, и Клава начинает подрагивать в ресницах глаз, так ей противно и стыдно за этого подлого человека и вруна к тому же, Тёзку, который вначале говорит одно, а затем требует от неё совсем другое.

– Хотя нет, это другое. – Перебила эту пришедшую её памятливую мысль Клава, вспомнив как ловко всё-таки выкрутился тогда из своего сложного положения Тёзка.

– Вы, Клавдия Супостатовна, – итак потворствовал подъёму настроения Клавы Тёзка, переиначивая её имя, – слишком аппетитно и сладко выглядите не по той причине, что употребляете столько сладкого на обед, завтрак и ужин, а как раз наоборот, потому что всем этим не злоупотребляете и тем самым собой подслащаете жизнь людей рядом с собой. – И если с первым прослеживающимся в сказанном Тёзкой тезисом Клава могла бы поспорить, то вот всё остальное, это бесспорная верность. И Тёзка, так уж и быть, заслуживает прощения. А вот каким образом, то Клава не успевает над этим вопросом призадуматься, перебитая ответом Ивана Павловича.

– Как скажите. – Так невыносимо для слуха Клавы это заявляет Иван Павлович, что у неё из головы всё вылетает, в том числе и много чего важного для установления истины, где она не была столь требовательной к Тёзке в плане своего недовольства такой пресной, даже без лишнего сахарку жизнью. Но Клава, посчитав, что этот момент отношений с новым для себя человеком, Иваном Павловичем, не есть препирательство, а скорее притирка своих угловатостей, удерживает в себе это возмущение и обращается к Ивану Павловичу с обтекаемым вопросом:

– Так что вы скажите.