Аполлон на миллион

– Надежда Васильевна к родственникам не приходит?

– Как скандал в конторе закатила, меня в мошенничестве обвинила, так ни разу больше не появилась, – с осуждением произнесла Евдокия.

– А Маргарита? – удивилась я. – Тоже тут не бывает?

– Это кто? – удивилась Евдокия Гавриловна.

– Бывшая жена Прохора Алексеевича и мать Любы, – уточнила я.

Собеседница ахнула:

– Да что вы говорите? Она, значит, жива? Я считала Прохора вдовцом. Нет, ни разочка сюда баба не приезжала. Ну, пусть они были в разводе, злилась она на мужа, да и есть за что, небось Проша старых привычек не оставил. Человек не переделывается, естество не исправишь, каков получился, таким и живет. Но девочка! Чего ж мать ее-то могилку бросила?

Служительница поджала губы.

– Вы знали Прохора? – обрадовалась я. – Он здесь часто бывал?

Евдокия Гавриловна пригладила волосы.

– Малышом отец его с собой привозил. Ребенок ангелочком смотрелся – волосики темные, кудрявые, глаза голубые. А когда подрос, красавцем стал, мы им тут все любовались. Мальчиком за отцом хвостиком бегал: «Папочка, папочка…» Было видно, что в радость ему с отцом время провести. Алексей Константинович в больших начальниках ходил, должность его не знаю, но в советские годы прикатывал на машине с шофером. Потом, после перестройки, его тоже водитель возил, то есть при всех режимах Ермаков был важным человеком. Но без гонора, с нами вежливо разговаривал, услуги в конторе оплачивал, а в кармашек всегда на чай клал, не жадный. Сына любил, говорил мне: «Хороший парень, Дуся, растет, продолжатель рода Ермаковых». Потом Проша перестал сюда ездить. Тащу раз рассаду на могилу Кунятиных, они рядом с Ермаковыми, гляжу, Леша на скамейке сидит – чернее тучи. Я остановилась, стала его о жизни, о сыне расспрашивать, Алексей Константинович сначала общими словами отделывался и вдруг признался: «Набедокурил Прохор, наломал дров». Я ему посоветовала не переживать, подростки всегда безобразничают. Но дело серьезное оказалось. Проша с приятелем в чужие машины залезал, вещи крали. Их милиция поймала, пришлось Алексею Константиновичу наследника за деньги вызволять. Очень он сокрушался: «Скажи, Дуся, что я не так делал? Все у парня есть. Почему его на уголовщину потянуло?» Я постаралась слова утешения найти, дескать, время в стране трудное, теперь бандиты, а не честные люди для молодежи пример, перемелется – мука получится. Главное, Прошу от дружков оторвать. Алексей Константинович повеселел и ушел. Я смотрю ему вслед и думаю: одно время в контору кладбища жалобы посыпались. Люди сумки у могил оставят, лейку возьмут, за водой к крану пойдут, приберут захоронение, к метро направятся. Бац! Нет кошелька. И у наших сотрудников кое у кого деньги пропадали. Вор тут орудовал, но кто, не вычислили. И у меня кошель утянули, он в кармане рабочей куртки лежал. Жарко стало, я ее на скамеечке бросила, через часок к лавочке вернулась, а рядом Прохор крутится, лет десять-одиннадцать пацану было. Я спрашиваю: «Отца потерял?» Он аж подпрыгнул, обернулся, меня увидел и залопотал: «Папа в конторе, я хотел тут посидеть. Не знаете, чья это куртка? Можно ее подстелить? Скамейка жесткая». Я ему говорю: «Моя она, сейчас сложу, ты устроишься». Тут Алексей Константинович вернулся, и они ушли. Я дорожку около лавки подмела, хватаю куртенку… Нет кошелька! И ведь в ту минуту не подумала плохо про Прошу, он же маленький, я знала его с пеленок. Потом Прохор на Миуссах появляться перестал и кражи прекратились. Снова мне в голову ничего не чухнуло. А как Ермаков про разбой с машинами рассказал, так мне неуютно стало! Не поленилась я в контору сходить, поглядела жалобы на пропавшие портмоне, и даты совпали с днями, когда Алексей Константинович с Прошей приезжали: родительские субботы, Пасха…

– Ну, в это время на погосте много посетителей, – остановила я ее.

– На памятник гляньте, – попросила Евдокия Гавриловна. – Шестнадцатого марта день рождения отца Алексея, и в эту дату два кошелька свистнули. Третьего октября, в годовщину смерти бабушки Леши, у могильщика зарплата из сумки исчезла. Во все дни смерти и рождений Ермаковых кто-то разбойничал.

Евдокия Гавриловна нагнулась и подняла с земли скомканную бумажку.

– Ну народ! До урны донести лень. Может, и напраслину я на мальчика возвожу, но в душе уверенность живет: Прохор на погосте крысятничал, и ему это с рук сошло. Решил красавчик дальше продолжать, по машинам шарить начал.

Евдокия Гавриловна тяжело вздохнула.