Апрельская ведьма

Девочка хихикнула и отхлебнула большой глоток молока из своего стакана. Она съела одиннадцать тефтелей, Кристина сосчитала. Одиннадцать! Однако еще целая гора тефтелей возвышалась в большом салатнике на кухонном столике. Сама она съела только одну, прежде чем решительно, как всегда, отложить прочь вилку, приготовившись к привычным увещеваниям сестры Инги. Лишь в одном пункте она дала слабину: выпила почти целый стакан молока. Потому что молоко было настоящее, это сразу чувствовалось, а не комковатый порошок, разведенный водой из-под крана.

— Надеюсь, вы не против, — сказала сестра Инга, — что мы вот так заявились? Но на Рождество осталось только четверо ребятишек, и мы решили закрыться, а их взять с собой. Заведующая взяла двоих, и по одному мы с Бритой... А то в этом году у нас бы никакого Рождества и не было.

Она замолчала и разок погладила Кристину по голове.

— А она такая славная, с ней не будет никаких забот...

Эллен чуть улыбнулась, — Кристина успела разглядеть ее цветастый халатик и белые руки, грузно лежавшие на столешнице.

— Да какие там заботы, — сказала она. — Никаких забот...

Позже в тот день Кристина сидела одна в гостиной Тети Эллен. От жесткого, в узелках, ворса диванной обивки чесались ляжки — на Кристине не было трико, которое закрывало бы кусочек кожи между краем чулка и трусами.

В доме было совершенно тихо. Сестра Инга и Маргарета уехали на рынок за елкой, они уговаривали и Кристину поехать с ними. Но та упрямо качала головой и сделалась такой вялой и неуклюжей, что сестре Инге даже не удалось надеть на нее пальто.

— Она может со мной посидеть, — предложила наконец Тетя Эллен, и после шквала попреков и извинений сестра Инга удалилась.

И вот теперь Кристина сидела выпрямившись на диване и смотрела по сторонам. Ей нравилась эта комната, ее цвета явно ладили друг с другом, они не ссорились, не кричали, не пытались друг дружку убить. Бледно-желтый тон занавесок ласково терся о глубокий серый цвет дивана, тускло-золотистые оттенки ковра заигрывали с коричневостью низкого деревянного шкафчика у стены. Над шкафчиком висела большая картина, изображавшая золотой лес. Она влекла. Может, войти в картину и стать осенней принцессой вместо зимней... Но нет, ей хотелось оставаться в этой комнате, в этом доме, в этой тишине, которая словно делалась только глубже от энергичного тиканья настенных часов.

Вот внезапно в полукруглом дверном проеме появилась Тетя Эллен, все в том же цветастом халатике. Лицо под темными волосами было широким, почти квадратным, белые руки сложены на мощной груди. Очки съехали на кончик носа, а из одной ноздри торчала белая ватка.

— Карамельку? — сказала она, щурясь поверх очков и вытаскивая пакетик из кармана. — Шелковые подушечки, — уточнила она, словно это хоть что-то объясняло, и погрузилась в кресло возле дивана. Кристина осторожно подалась вперед и заглянула в пакетик. Карамельки и правда напоминали шелковые подушечки: они переливались и поблескивали бледными оттенками шелка. Розовые, сиреневые, голубые.

— Ну-ка выбирай, — сказала она и встряхнула пакет.

Кристина сложила большой и указательный пальцы пинцетом и осторожно сунула руку в пакетик, подушечки оказались клейкими на ощупь и накрепко слиплись друг с другом, так что ей пришлось повозиться, отковыривая самую красивую. Бледно-сиреневую.

— Бери еще. — Тетя Эллен снова встряхнула пакетик. — Канун сочельника как-никак...

Кристина еще раз запустила руку в пакетик и на этот раз вытащила целую груду. Четыре липкие шелковые подушечки. Затаив дыхание, уставилась на Тетю Эллен. Сейчас начнет кричать?

Но Тетя Эллен не закричала, она даже не смотрела на карамельную груду, просто завязала пакетик и убрала в карман. Потом откинулась на высокую спинку кресла и устремила взгляд на картину, на миг Кристине показалось, что и она задумала отправиться в лес осенней принцессы.

— Да-да, — вздохнула она. — Не так все просто.

В тот же миг хрупкая скорлупка подушечки треснула во рту у Кристины. Нежно-сливочная сладость растеклась по языку.

Ну конечно. Наконец она вспомнила этот вкус. Шоколад.

Снаружи темнело, сумерки заползали в дом. Белого Рождества не будет, вчерашняя снежная дымка почти сразу перешла в дождь. Ну и пускай, все равно уже скоро сочельник, а пока ждешь, можно просто тихонько сидеть в гостиной и смотреть, как дождевые капли барабанят по блестяще-черному окну Тети Эллен.

Она ничего не говорила. И это делало ее такой необычной: никогда прежде Кристина не встречала взрослых, способных так долго сидеть молча. У всех остальных взрослых разговоры занимали столько времени, что думать им было некогда, а эта женщина просто сидела себе с ваткой в ноздре и полуоткрыв рот. Но она не спала: серые глаза были широко открыты и совсем не сонные.