Аптека, улица, фонарь… Провинциальный детектив

– Ну?! Опять чего набедокурил, пьянчуга кабацкая? Сколько раз я тебя упреждал: не прекратишь вино хлестать – околеешь под забором! Ей богу, Афонька, перестану я тебе потакать, хоть ты мне и свойственник! Сестру мою в могилу свёл, и меня тако же хочешь? Где опять обмишурился?

Во время всей этой отповеди Северский, подобно черепахе, втягивал медленно голову в плечи и так в том преуспел, что к финальному вопросу почти касался ушами ворота сюртука.

– Ей-ей, Саввушка, уже два дня в рот не брал. Я… – Афанасий Фаддеевич запнулся, замялся, посмотрел на захлопнувшуюся за Маршалом дверь. – А где ж этот господин жительствует? Мне, признаться, любопытно… Думал, к тебе, а если тут вон кто, из самой столицы… Мне для роли… И тебя бы не отвлекал от службы. Может, разузнаешь мне адресочек? Я уж по-простому бы к нему, коль уж ты нас представил, а тебе бы глаза и не застил, а?

Шаталин с подозрением посмотрел на родственника, но допытываться не стал, а степенно ответил:

– И разузнавать нечего. Я в своём городе обо всех всё знаю, даже если кто ещё и подумать не успел. На Торговой он квартирует, дом генеральши Срешневой.

– Вот спасибочки, Саввушка, – снова забубнил Северский. – Не буду тебя более отвлекать. Машеньке кланяйся.

И бочком, бочком попятился, нащупал спиной дверь и выскочил на улицу.

***

А Константин же Павлович в продолжение своего неожиданного вояжа направился в больницу – там он быстро переговорил с врачом, проводившим вскрытие, и осмотрел вместе с ним покойного. Уже уходя, обронил:

– Верно ли, доктор, что крови было мало?

– Крови? – переспросил тот, натягивая на голову убитого Бондарева простыню. – Вы знаете, да. На удивление, почти что и не было. Даже странно для такого ранения.

– А вот тут, на щеке, не синяк ли? Прижизненный или нет?

– Сложно сказать. Может, уже и тление началось. Я, по совести говоря, на лицо-то особо и не смотрел.

Последней точкой маршрута Константина Павловича оказался особняк уездного предводителя дворянства. Но входить в приёмную он не стал, а обмолвился парой слов со скучавшим у дверей привратником. Удовлетворённо кивнув головой на его бурчание, Маршал сунул в протянутую руку рубль, взял извозчика и поехал домой, щурясь на медленно спускающееся к горизонту солнце.

***

Зина вытерпела до конца обеда, хотя видно было, что загадочное исчезновение мужа её заинтриговало. Но лишь подали кофе, она, дав мужу сделать глоток, выпалила:

– Рассказывай! Немедленно! Я вся как на иголках полдня!

Константин Павлович с сожалением посмотрел на дымящуюся чашку, отставил её и самым подробным образом пересказал супруге и события дня, и грустное происшествие, послужившее им причиной, благоразумно обойдя стороной некоторые анатомические подробности. Зато, повествуя о разговоре в доме Заусайлова, хлопнул себя по лбу, полез в карман, достал свёрнутую в четверо записку от Нины Антоновны Ильиной. Супруги склонились над листком. Послание было очень лаконичным: «Сегодня в десять в парке. В беседке, что у пруда с лебедями».

***

Городской парк, который так расхваливали в утренней газете, произвёл на Константина Павловича двойственное впечатление. С одной стороны, всё ухожено, трава аккуратно пострижена, дорожки посыпаны битым камнем, фонтаны журчали умиротворяюще, а деревья жаркими летними днями, надо полагать, дарили прогуливающимся блаженную прохладную тень. Но, с другой стороны, очень уж всё было прилизано, причёсано, приглажено. А хруст каменного песка под ногами через пять минут начал раздражать – будто по рыбным скелетам идёшь.

Искомая беседка находилась в самом дальнем от входа углу сада. Лебедей уже видно не было, солнце еле-еле пробивалось сквозь стволы деревьев, местами подкрашивая воду багрянцем. Константин Павлович сел на скамеечку, закурил, посмотрел на часы – до десяти оставалось пять минут. Достал свою записную книжечку, поймал пятно солнечного света, перечитал дневные записи. Снова посмотрел на часы – четверть одиннадцатого. Спрятал блокнот, поднялся, обошёл беседку. Дорожка вела дальше, вглубь зарослей сирени – судя по направлению, к дому Заусайлова. Прямо за благоухающими кустами оказался высокий забор с запертой калиткой, а поверх плотно подогнанных досок торчала крыша знакомого особняка – меценат и елецкий благодетель имел свой собственный вход в парк. Константин Павлович оглянулся, не видит ли кто, подпрыгнул, ухватился за край дощатой стены, подтянулся, быстро осмотрел пустой двор – и спрыгнул уже с другой стороны, присел на корточки, ещё раз осмотрелся. Бесшумно пересёк двор, прижался к стене одноэтажного домика – Ильин говорил, что квартирует с семьёй во флигеле, следовательно, и Нину Антоновну логично было искать там же. В густеющих сумерках тёмно-серый костюм практически слился со штукатуркой, лишь белые воротнички сорочки немного демаскировали бывшего полицейского. К счастью, свидетелей этого странного поведения господина Маршала не было, иначе, конечно, скандала было бы сложно избежать.