Арабелла

Селвин, не отпуская моей руки, повёл меня за собой в дом первых людей. Он открыл дверь, за которой каменная лестница вела вниз к Озеру Смерти и толкнул меня вперёд.

– Уходи вниз или оставайся здесь, но за эту дверь ты больше не выйдешь, – сухо сказал он. – Оставайся теперь с тем, что ты натворила. У тебя больше нет никого, только ты и Смерть. А у меня есть мои люди. Ты видишь это иначе, но я даю им то, что им нужно. Я нужен им, а они мне.

– Селвин, ты ведь мог сделать это сразу, много лет назад. Захлопнуть дверь, отобрать ключ. Почему только сейчас?

– Я думал и у меня может быть кто-то, думал, мы похожи. Но я ошибся. Сильно ошибся.

– Почему не убьёшь меня? – спросила я.

– Хочу, чтобы ты страдала. Сильно и бесконечно. Я ведь знаю, ты не уйдёшь вниз.

И он закрыл дверь, а я осталась одна и кромешной тьме, в разъедающем меня изнутри горе. Я существовала у той, там где начинался спуск к Смерти, лестницы несколько лет. Селвин временами заглядывал внутрь, впуская ко мне ослепляющий свет.

– Все ещё здесь? – презрительно спрашивал он, ставил на пол кружку с водой и немного еды и снова запирал дверь.

Однажды, спустя время, счёт которому я разумеется потеряла, когда я уже не могла двигаться от истощения, он смотрел на меня со смесью жалости и отвращения во взгляде.

– У меня для тебя подарок, – сказал он. Из его бледных пальцев пыталась вырваться красивейшая тёмно красная птица; прежде я не видела таких в Арабелле.

– Это тебе, возьми, – процедил он.

Я, изнывая от боли в суставах, протянула руки и взяла птицу. Как только я её коснулась, я стала ею. Я могла летать.

– Я не могу отпустить тебя, Лимбо, – сказал Селвин. – Потому что я всё ещё зол. Я ненавижу тебя сильнее всех людей, но я могу выпускать тебя иногда. В этой птице. Улетай.

Он сделал это, потому что всё ещё любил меня своей странной, обозлённой, почти несуществующей любовью. И для него любовь была подвигом и преодолением, потому что он не был человеком.

Я смогла улетать из замка, снова свободно жить в Арабелле. Снова слышать и видеть всё, что происходит. В тот день со мной произошло величайшее из чудес, но моё тело умирало и мне приходилось возвращаться в него, чтобы есть и пить.

Я наблюдала за Арабеллой, высматривала в её жителях надежду для себя, и нашла её в совсем молодом Мартине. Я смотрела, как он рос, и, с неприсущей жителям Арабеллы жаждой, поглощал информацию, которой Лев щедро делился. Я проводила много времени в хижине у моря вместе с ними и с тоской вспоминала время моей жизни там. Я потеряла своё тело и свою любовь, поэтому мечтала о смерти и начале новой жизни с того самого дня, как вернулась из Мориса. Но я не могла не заметить, что Мартин не похож на остальных детей, ему всегда хотелось знать и видеть больше. Он за день задавал больше вопросов, чем любой житель Арабеллы задавал за жизнь. Я узнавала в нём Льва и опасалась, что Селвин и его свободный разум погасит. Я отчаянно связала с Мартином надежду успеть рассказать людям про Селвина. И вся моя надежда, при невозможности действия, заключалась в одной мысли. Раз ано или поздно, должен был открыться раскол, ведущий из Арабеллы в Морис. Я уповала на то, что Мартин, попав туда увидит разорённый, уничтоженный остров, и не сможет усмирить свой пылкий, сомневающийся ум, а возможно даже встретит там Сарру. Этой надеждой я жила и удерживала своё тело живым.

Однажды мне удалось сделать невозможное: когда Селвин в очередной раз открыл дверь ключом и сделал шаг внутрь, я стояла перед ним. К тому времени я уже провела в заключении достаточно времени, чтобы потерять свой былой облик. Моя кожа была серой и сухой, волосы напоминали водоросли, а тело – оживший скелет. Но всё же я стояла и пыталась улыбаться ему.

– Что с тобой? – спросил Селвин, еле скрывая удивление.

– Я больше не могу, – сказала я. – Я больше не могу так жить. Я не могу.

Он смотрел на меня молча, явно растерянный.

– Тогда уходи, – сказал он. – Ты знаешь, что делать. Дорога вниз всегда открыта.

– Нет, Селвин. Я не могу больше молчать.

– Ты можешь хоть кричать, тебя всё-равно никто не услышит, – он равнодушно пожал плечами. Но его выдавали глаза, в которых я без труда видела горечь и сожаление.

– Селвин, я знаю, ты любишь меня, – сказала я, сделав шаг вперёд. – И знаю, что никогда не скажешь этого.

Он как-то неловко усмехнулся и поднял голову к тёмному потолку, чтобы не смотреть на меня.

– Я решила, что будет правильно сказать тебе кое-что.

Он всё ещё не смотрел на меня.

– Ты самая яркая часть моей жизни. И я люблю те дни, что мы провели с тобой вместе. Память о них греет меня. Мы владели этим миром, делили его на двоих. И мне жаль, что я предала тебя. Я разрушила всё, этого не исправить, я причинила тебе боль.

– Ты врёшь мне, – тихо сказал Селвин, опустив на меня глаза.

Его серебристые волосы в тот день были заколоты большой блестящей брошью и падали вниз так, что касались моих плеч.

– Ты можешь не верить мне, это уже не имеет значения, я просто хочу обнять тебя. Это всё. В память обо всём, что было.

Я изо всех сил старалась не отводить взгляд от его лица.