На Эльбе их тоже до хренища, хоть и не так, как на севере Испании, в качестве стройматериала они там не используются, но по сравнению с соседними областями тоже до хренища. Поэтому скупщики их на Эльбе тоже капризны — то им цвет камня не тот, то кристаллики мелкие, то прозрачности нет. В результате сбывается лишь ничтожная часть добываемых бериллов, а основная масса так и остаётся в отвалах пустой породы. Торгашу эти шахтные отбросы собрать лишь немногим труднее, чем просто грунта — не удивлюсь, если окажется, что сам же со своей матроснёй и собирал. Для него это хорошие деньги за никому не нужную хрень, для меня же — сущие гроши за ценную легирующую присадку. Но убеждать его в том, что это не он бессовестно наживается на мне, а я на нём, никто, само собой, не собирается. Для всех посторонних это примесь к цементу для придания бетону эстетичного художественного вида, которую я перед добавлением в раствор ещё загребусь сортировать по цвету, размалывать в тонкую пыль и равномерно перемешивать с цементом. А поскольку размалывать я бериллы и в самом деле буду, а все инородные включения тоже размелю и Арунтию к месту его строительства отправлю — посланный с этим грузом раб высыпет его на обочину где-нибудь втихаря подальше от города — этот финт ушами неплохо маскирует их истинное предназначение. Собственно, сортировкой и размолом уже занимаются выделенные Укруфу в помощь рабы-ливийцы, которых я, от греха подальше, забрал с «дачи» в город.
Рабочая сила тоже не обижена — ведь моё слово крепче гороха. При первом же прибывшем караване с живым грузом от гарамантов я прогулялся с ними на невольничий рынок, и при покупках графа Суворова из себя не корчил, а учитывал и их пожелания — ну, в приемлемом для меня ценовом диапазоне, конечно, но всё-таки и их запросы учёл.
Совсем уж стрёмной ни одной не взял, а ради пущего ажиотажа, дабы заботу хозяйскую осознали и оценили, раскошелился даже на одну весьма редкую среди ливиек блондинку, которую объявил им призом для того, кто выиграет её по жребию. В общем, семьями мои работнички теперь обзаведутся, а прясть да ткать практически любая баба античного мира умеет, так что заодно у меня и работницы для будущего текстильного цеха теперь имеются.
Прикупил я, конечно, и пополнение рабочей силы на «дачу». Ливийцев, да ещё и диких, гарамантами приведённых, я брать ещё с ума не свихнулся. Бабы — дело другое, они только рады будут более высокому по сравнению с их нищими деревушками уровню жизни, а мужики, эти гордые сыны Сахары, — на хрен, на хрен, пусть другие их берут, кто с головой не дружит. Ну, разве только если спекульнуть ими, перепродав в несколько раз дороже в заморских странах, где бежать им некуда, да и не к кому. Но и это пусть лучше другие делают, кто «дачу» за городом не держит и с ливийцами не соседствует, а мне тут репутация пособника гнобящих их работорговцев на хрен не нужна. Что ж я, не найду, на чём нажиться? Жадность, говорят, фраера сгубила, и мне не с руки быть тем фраером.
Поэтому хоть и переплатил немного, но взял всё ещё продолжающих поступать на рынок македонян, фракийцев с иллирийцами, да сицилийцев — последние, будучи либо греками, либо эллинизированными сикулами, были достаточно культурны и для не самых простых работ — вполне годились как для продвинутого сельского хозяйства «дачи», так и для «промышленности» в городе.
А работы впереди — выше крыши. На бронзовую артиллерию мы пока не тянем, один хрен к весне её не успеть, так что оловянистая пушечная бронза нам не к спеху, а вот пружинная бериллиевая нужна как воздух. Диокл ведь с помощником уже вовсю точат и строгают все деревянные детали аж для пяти полиболов сразу — двух стреломётов и трёх «пулемётов». Я задумал модифицированную конструкцию по арбалетной схеме, и для неё мне нужны бронзовые пружинные дуги.