Чтобы тебя здесь уважали, нужно убить средь бела дня разом человек десять. Кстати, нужно будет узнать детали. И ещё один ответ, меняются ли люди. Вот он, Александр Арехин, убил десять человек или около того, и никаких угрызений совести, никаких «тварей дрожащих» в голове не вертится. Пулемёт почистить и смазать — вертится. Восполнить расход патронов — вертится, хотя и пулемётом, и патронами заниматься будет Григорий. Легко списать онемелость души на боестолкновение. Кровь полна бесами боя. Гормонами, как считает наука, а по нему так бесы — слово точное. Да, сейчас он во власти бесов. Иначе никак. Модель поведения «Если тебе перерезали горло, тут же подставь другое» оставим нашим врагам.
— Куда теперь? — спросил Григорий.
— На Новые Пустыри. Чекисты, полагаю, уже там. Посмотрим, кому дорогу перешли.
Пока добирались, Арехин думал вскользь, неглубоко. На небо смотрел, по сторонам. Тиски, ломавшие голову, чуть-чуть ослабли. Или, напротив, голова меняла форму, приспосабливаясь? Вдруг это и есть муки души, проявляющиеся подобным образом?
К Новым Пустырям подъехали к закату. Он рассчитал верно: наряд чекистов заканчивал работу.
К нему подбежал Луновой:
— Мы вас и не ждали, Александр Александрович. Феликс Эдмундович сказал, что вы заняты, и беспокоить не велел.
— Никакого беспокойства, Иван Степанович. Занят, но несколько минут у меня есть. Разобрались, кто это?
Под кустами рядком лежали тела, числом одиннадцать.
— Двое — точно кронштадтские, из заводил. У нас по ним ориентировка, ну, вы знаете…
Арехин не знал, но виду не подал.
— Полюбуйтесь, — и Луновой подвёл его к кустам. — Видите? — он сдвинул разрезанный рукав с левого плеча крайнего.
На плече синела татуировка. Татуировки среди моряков не редкость, но на сей раз это были не якоря, не русалки, не корабли. Странная химера: крылатый демон, головой которому служил осьминог, или нечто, похожее на осьминога, восседал на троне.
Понизив голос, Луновой сказал:
— Точно, как в спецписьме. И у второго тоже, — он показал татуировку лежащего рядом. — Видно, звери отчаянные, недаром написано: при задержании в разговоры не вступать, уничтожать на месте без промедлений. Но как вы разглядели, что это кронштадтские?
— Случайно вышло, — рассеянно сказал Арехин, обдумывая услышанное. — А насчёт остальных?
— Местная шпана средней руки. Крупняка среди них нет, теперь уж и не будет, не вырастут. Оно и правильно.
— Все — от огнестрельных ранений?
— Доктор не смотрел, но и у самих опыт есть. Да. Пулеметные, а у двоих ещё и револьверные раны, в голову. Для верности, да?
— Покажите-ка.
Арехин осмотрел тела. Оба были ранены, один в живот, другой в бедро. И — по пуле в голову, но не пулеметные пули, пулеметные череп разнесут. Револьверные, как и определил Луновой.
— Один ушел. Или кто-то пришёл вслед и добил, — сказал он.
— Коляски-то все на месте. И лошади, — с сомнением сказал Луновой. — Что ж они не уехали?
— Коляски приметны. Да и дорогу требуют, а пешком в любую щель пролезешь.
Действительно, пулемёт потрепал и коляски. Не сильно, в меру боезапаса, это же не «Максим», но опытный глаз пулевые отметины заметит. В Москве теперь много опытных глаз.
— Ушли, значит.
— Все-таки, думаю, ушёл. Один. Всего их было двенадцать. Разумеется, я мог и сбиться в счете…
— Вот это вряд ли, — сказал Луновой. — Когда это вы сбивались.
Арехин не стал говорить, что всё когда-то случается в первый раз. И в том, что преследователей было двенадцать человек, и в том, что добивал один из выживших, он был уверен. Неясно было другое: если нападение готовилось заранее, о чем свидетельствовала траншея, то как могли угадать, что он, Арехин, поедет этим путём? Что он вообще окажется в этом районе города? Или засада была не на него, а на всякого проезжего? Ограбил, убил, закопал, и так раз за разом. Конвейер. Потогонная система Тейлора.
Он снова наклонился над телами, теперь осматривая кисти.
— Похоже, траншею рыли эти парни: у четверых водяные мозоли. Почти зажили, но всё же видно.
— Да, — согласился Луновой. — Мишку Ламкина я знаю, щипач, у щипачей руки нежные, и, если такая мозоль объявилась, то явно неспроста.
— Вы вокруг посмотрите, — посоветовал Арехин. — Вдруг они не первый раз здесь промышляют. Или оставшийся недалеко ушёл.
— Почему недалеко?
— Он тоже мог быть раненым.
— Посмотрим. Или угро поручим, пусть с собачкой поищут.
— А с телами что будете делать?
— А что с ними делать? Опишем опознание, кого опознали, да здесь и закопаем, когда руки дойдут. Сами выбрали, где лежать.
Распрощавшись с Луновым и кивнув остальным чекистам, он вернулся в кабриолет. Опять вскочил, а не влез. Это хорошо.
— Как они на вас смотрят, — сказал Григорий.
— Как?
— Будут всю жизнь хвастать, что видели самого Арехина, и он с ними разговаривал, ручкался, чай пил.
— Это почему?
— Как же. Они эту банду месяц, может быть, искали. А тут пришел, увидел и всех положил.
К дому они подъехали в сумерках. Дворник, лениво стоявший у ворот, завидя Фоба и Дейма, сорвался с места и, угодливо улыбаясь, поспешил отворить их.
Неужели и сюда дошли слухи о Битве На Пустырях? Вполне возможно.