Арена XX

Когда стало ясно, что Костю не найти, время идет, подгулявший шофер не есть уважительная причина для неявки, – тогда Родион Родионович снова вспомнил о личном оружии, в который раз за день. Шумяцкий велел прибыть безотлагательно, поскольку это «не телефонный разговор». Борис Захарович сегодня вылетал в Гагры с батареей фильмов, со своей киноаппаратурой, со своим «бортмехаником».

– Безотлагательно! – последнее, что услыхал Васильевский, после чего трубка дала зуммер. (Нельзя было дать себя опередить. «Горький…» Имеется четкое разделение полномочий. За кино отвечаю я, Шумяцкий. И всякая инициатива может исходить только от меня, Шумяцкого. Должна пройти через ГУКФ.)

Бежать к шоссе, на ворота? Чтоб кто-нибудь из выезжающих подвез Родиона Родионовича? Плевать, что унизительно, у советских «выезжающих» собственная гордость, ни на что не похожая. Вот только брать не решатся, как увидят, что завлит кинофабрики «Союзфильм» под колеса кидается. Все равно, что в ноги палачу. От греха подальше. То бишь от врага подальше.

– Ну что вы так мучаетесь, я вас довезу, – сказал Берг.

– Вы?

– Я. Oh, la belle affaire!

– Вы что, шофер?

– А вы забыли, как сидели у меня в кабине, когда я к вам в отель «Адлер» наведался? Когда вы от своего батюшки отказались.

«Да, правда…»

Время шло, и это было особое время, ни на что не похожее, как советская гордость. Или похожее на черно-белую радугу. Поток счастья на черно-белых кинолентах. Образованных людей не было, было образование. Отрицательный аналог этому: личностей, судеб – «воз пруди», на поверхности неимоверное количество талантов. И ноль в плане художественной результативности. В лучшем случае какая-то мелкая рябь типа Гайдара, а так – актрисы, актеры, Большой театр, Малый театр, Художественный театр. И только в нескольких ящиках письменных столов глубоко запрятано несколько револьверов. Их наперечет, и выстрелить им предстоит еще очень нескоро, когда рука, их положившая туда, обратится в мрамор. Плотность событий сравнима лишь с плотностью нашего письма. Сорок лет – бабий век. Ягоду убрали. Сорок пять – баба ягодка опять. И конкретизировал какая: ежевика.