Арена XX

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

Следователь. Начальник медицинской части не боялся, что вы его разоблачите? Почему он не договорился с вами заранее?

Арестованный. Это бы стоило ему денег, а он был алчен.

Следователь. Как его звали?

Арестованный. Колонель Ленотр.

Следователь. Вы рассказывали об этом своим немецким хозяевам?

Арестованный. Они не знают, что я служил в Алжире. Они бы заподозрили, что я французский агент.

Следователь. По вашим словам, в Иностранный легион многие вступают под вымышленными именами и командование на это закрывает глаза. Вы тоже скрыли свое имя?

Арестованный. В бумагах я значился как Николя Берг.

Следователь. Разве это не ваше настоящее имя?

Арестованный. Нет.

Следователь. А настоящее?

Арестованный. Николай Иванович Карпов.

Следователь. Где и когда вы родились? Кем были ваши родители?

Арестованный. Я родился в тысяча девятьсот третьем году в Казани. Отец был костюмером в опере. Рос я без матери. Учился на медные деньги, пел в хоре. Шестнадцати лет бежал из дому и примкнул к белым. Назвался сыном дирижера Берга, расстрелянного коммунистами якобы за свои монархические убеждения.

Следователь. А на самом деле за что?

Арестованный. В реальности никакого Берга не существовало. Я его выдумал.

Следователь. Зачем вы это сделали?

Арестованный. Я всегда стыдился своего калеки-отца. А тут мне представилась уникальная возможность из сына портного превратиться в сына дирижера.

Следователь. В Советский Союз вас заслали с определенным заданием?

Арестованный. Мне было поручено внедриться в артистические круги Москвы с целью их морального разложения.

Следователь. Каким образом вы собирались это сделать?

Арестованный. Существует много способов. Один из них: иностранные дипломаты бывают в ресторанах, где встречается творческая интеллигенция. Многим льстит внимание иностранцев, и в атмосфере кажущейся непринужденности они теряют самоконтроль. Потом во время зарубежных гастролей, сами того не подозревая, выполняют функцию агентов-связников.

Следователь. Случалось ли вам заниматься их прямой вербовкой?

Арестованный. Так или иначе мои действия носили вербовочный характер.

Следователь. Как это происходило?

Арестованный. Невзначай я заводил разговоры о том, что при коммунистах художник во всем обязан следовать их диктату. Если это встречало отклик, то я убеждал собеседника активно включиться в борьбу с советской властью.

Следователь. В какой форме?

Арестованный. Скажем, запоминающееся антисоветское высказывание вложить в уста заклятого врага советской власти, зачастую злодея. Свой подрывной характер оно от этого не утрачивает. Зло притягательней добра вопреки воле автора. Сам Гете был бессилен против этого. «Я есмь часть той части целого, которая хочет делать зло, а творит добро», – признавался он. На «Союзфильме» прежде действовало правило: во избежание неконтролируемых ассоциаций никогда не показывать диверсанта в форме красного командира. Или уголовника, переодетого милиционером. Тогда как советским разведчикам не возбранялось ношение чужой формы, при условии, что она хорошо сидит. Однако заведующий литературно-сценарной частью Васильевский негласно это правило отменил. Сделал он это по моему распоряжению.

Следователь. Вы встречались с Васильевским прежде в Германии?

Арестованный

. Да, я познакомился с ним через его сестру.

Следователь. Был он уже тогда завербован немецкой разведкой?

Арестованный. Не знаю. Это было еще до того, как Бискупский предложил мне работать на немцев. В Москве я первым делом возобновил с ним знакомство, напомнив о наших берлинских встречах.

Следователь. Он легко пошел на сотрудничество?

Арестованный. Я бы не сказал. Сперва он хотел меня убить.

Следователь. Он утверждает, что хотел вас задержать.

Арестованный. На десять дней без воды и пищи? После этого у не было другого выхода, как беспрекословно мне подчиняться.

Следователь. Как складывались ваши отношения с Трауэром?

Арестованный. Он воспел меня в своем романе, хотя знал со слов моего отца, что я живу за границей. Поэтому тоже был вынужден беспрекословно выполнять мои приказания.

Следователь. Зачем ему понадобилась ложь?

Арестованный. Троцкистская фальсификация истории. Посмертно я был объявлен героем, отдавшим свою жизнь за революцию. Сегодня в Казани одна из центральных улиц названа моим именем. На площади имени Жертв Девятого Января мне установлен памятник.

Следователь. Находясь за границей, вы об этом ничего не знали?

Арестованный. Нет.

Следователь. И как вы к этому отнеслись?

Арестованный. Это явилось для меня приятной неожиданностью, поскольку развязывало мне руки в отношении разных личностей.

Следователь. Кого вы подразумеваете?

Арестованный. Да их воз пруди, создателей образа «комсомольца Карпова». Начиная от графика-иллюстратора Гусева и кончая актером ТЮЗа Пономаренко, сыгравшим меня в пьесе «Повесть о сыне». Я уже не говорю о Васильевском или Трауре, они были просто марионетками в моих руках.

Следователь. Знакомы ли вы с Шумяцким?

Арестованный. Да.

Следователь. Через Васильевского?

Арестованный. Нет, это было бы неосмотрительно с моей стороны. Я довольно коротко сошелся с неким Кадышем, которого все почему-то называют Набоб Миронович, хотя на самом деле он Александр Михайлович. Этот Набоб Миронович конфидент Шумяцкого. Еще со времен НЭПа у него сохранились связи в преступной среде, благодаря которым он может достать все: твидовый отрез «хэррис», бочонок бессарабского коньяку «Барза Альбэ», 35-миллиметровую пленку марки «Кодак». Может прислать грузовик карельской березы. За считаные дни, правда с астрономическим завышением сметы, раздобывает инвентарь для съемок. Как шофер кинофабрики, я по просьбе Кадыша неоднократно оказывал Шумяцкому услуги, о которых его личному шоферу знать не полагалось. Шумяцкий настолько не доверял ему, что при нем специально вел разговоры, рассчитанные на дезинформацию правоохранительных органов. На меня он мог положиться.

Следователь. Шумяцкий знал, что вы и есть Николай Карпов?

Арестованный. Он боится собственной тени, его самонадеянность ширма. А если бы открылось, кто я? Нет, если бы он знал, что я тот самый Николай Карпов, он бы постарался от меня тайно избавиться. Засушить в сейфе – вряд ли, а «утопить на болоте, что чтоб сплетни не вышло», это на него похоже. Произошел же несчастный случай с шофером Васильевского.

Следователь. Поясните свою мысль.

Арестованный. Шумяцкий спал с женой Васильевского, с ней вообще спало пол-Жоховки.

Следователь. И вы в том числе?

Арестованный. Шофер не может спать с женою своего начальника, он может ее обслуживать в широком смысле слова. Но если станет известно, сколь далеко простирается его услужливость, с ним произойдет несчастный случай.

Следователь. Вы хотите сказать, что это сделал Шумяцкий? Что он это сделал из ревности?

Арестованный. Скорее из любви к порядку. Он никогда бы не усадил прислугу за один стол с собою.

Следователь. И как же ему это удалось?

Арестованный

. А Кадыш на что с его связями? Хотя это могли быть и троцкисты. Они мастера на несчастные случаи. Тот же Трауэр.

Следователь. Что вам известно о его троцкистской деятельности?

Арестованный. Трауэр много лет руководил казанским центром, куда входил Выползов, один из персонажей его романа. Впоследствии Выползов в чем-то провинился и был убит. Но этого Трауэру показалось недостаточно, он приказал отравить на поминках всех, кто там был. Это страшный человек.

Следователь. Вам известен непосредственный исполнитель?

Арестованный. Исполнительница. Он всегда пользуется услугами одиноких стареющих женщин[73]. Одна из них даже жила у него, маскируясь под домработницу. Некая Александрина Витальевна. Когда ее разбил паралич и она больше не могла справляться с возложенными на нее обязанностями, Трауэр устроил ее в лежачее отделение Дома политкаторжанина на Большой Грузинской. В палате с видом на зоопарк. Он также склонял к троцкизму актрису Пашенную, под которую собирался переписать киносценарий. Шумяцкий возражал против переделки, говоря, что сценарий уже одобрен на политбюро. Трауэр обратился к Горькому. Шумяцкий боялся, что Горький когда-нибудь положит конец его единовластному правлению в кино, для него это был вопрос жизни и смерти. Васильевский эти страхи поддерживал в нем и постепенно склонил к мысли о физическом устранениии Горького. В Берлине этого давно хотели. Смерть великого пролетарского писателя окончательно сломила бы немецкий пролетариат.

Следователь. Как планировалось это сделать?

Арестованный. Первоначально планировалось отравить Горького парами ртути во время домашнего посмотра фильма. Но после того как удалось подкупить ряд ведущих профессоров, необходимость в этом отпала. Тогда-то и возникла идея разбить колбу ртутного выпрямителя в кремлевском кинозале, когда там соберутся члены политбюро. К тому времени Шумяцкий уже был завербован японской разведкой.

Следователь. Откуда вам это известно?

Арестованный. Германская и японская разведки работают в связке.

Следователь. Как вы отнеслись к самоубийству Васильевского?

Арестованный. Арест Шумяцкого он воспринял как собственный, так что все закономерно. У каждого интеллигента в столе должен лежать пистолет с одним патроном.

Следователь. Почему вы не последовали его примеру?

Арестованный. Брать пример с того, кто сугубо твоя креатура? Слуга покорный. Он спутал пословицу «готовь сани с лета» с пословицей «не в свои сани не садись». Я всегда могу, в отличие от него, отступить на заранее подготовленные позиции. Еще в пору статьи «Черного кобеля не отмоешь добела» я нанял угол и не ночевал по месту прописки. Соседи знали, что я где-то работаю шофером в ночную смену. Комнату мне выделили в Трехпрудном семнадцать, а ночная резиденция у меня как раз в доме напротив, только вход через двор с Фонькиной улицы. С моего койкоместа хорошо было видно окно, за которым проживало мое астральное тело. В сонниках это к смерти, но я не верю в сны, которые посылаю себе сам. Примечательно, что даже после статьи в «Известиях» Трауэр строил далеко идущие планы на жизнь. И это несмотря на то, что в статье была такая фраза: «Бывших троцкистов не бывает, как не бывает бывших убийц». Я сказал ему: «Михаил Иванович, в охапку кушак и шапку, и путем Ильича».

Следователь. Выражайтесь точнее.

Арестованный. Точнее, по льду Финского залива. Нет, не пожелал сложить с себя высокое звание члена Союза советских писателей: «А как же моя книга?» Как будто этому позору суждено было пережить его. Между его исключением из Союза писателей и арестом прошла ровно неделя. Как раз чтобы успеть написать письмо «родному товарищу Сталину», который, как он считал, к нему, Трауэру, благоволит. К этому времени я уже тщательно запротоколировал все вопросы следователя ко мне и все мои ответы ему. Перечтите, гражданин следователь, и распишитесь. А я – к землемеру Родзинскому[74]. И случится это незамедлительно – едва лишь увижу, что мое астральное тело включило у меня в комнате свет. Если меня в бельгийском сейфе не удалось удержать, то что же я Луёвыми горами не пройду? Будто в Литву нет и другого пути, как столбовая дорога!