Арфеев

Но рядом был коньяк. Хороший армянский коньяк, послевкусие которого ни с чем невозможно спутать. Он приятным теплом разливался по организму и затуманивал голову, особенно без закуски. И хоть он был чертовски приятен, Рома нуждался в трезвой голове, в холодном рассудке. Эмоции могли только помешать, поэтому следовало оставаться хладнокровным.

Он согласился с самим собой, налил стакан и полностью его осушил.

— А теперь послушай меня. — Горечь во рту повысила чувствительность зубов, и, ощущая свои клыки, Рома вновь вспомнил, что является хищником. А значит, должен убивать. — Раз ты решил идти ва-банк, будем играть по-взрослому. Вот эту бумажку, — он ткнул на договор, — ты можешь запихать себе в задницу, а после сожрать её и подавиться. Хрена с два я поставлю здесь свою подпись. Я тоже не один, Жень. У меня есть Настя. И я знаю, что она поддержит меня в любой ситуации, прав я или нет. Мне есть на кого опереться. И всё, что я делаю, я делаю ради себя, неё, нашей семьи. И я не позволю тебе отобрать у нас хлеб. Тем более, что ты собираешься делать, даже если компания станет твоей? Начнёшь заниматься благотворительностью?

— Я подниму компанию выше и отгоню от грязных дел. Только чистый бизнес, только чистые руки. Вы не верите в богатство без грехов, но результат моих действий станет доказательством обратного. Мы будем поступать по совести и не обманем ни одного человека.

— Так ты у нас добряк, да? — Гнев пытался вырваться наружу и расшатывал сдерживающую его клетку. — Святой всех святых, так ведь? Да ты загнёшься в первый же месяц со своей добротой. Выживают лишь жёсткие эгоисты, а ты слишком мягкий.

Женя ухмыльнулся и вновь открыл портфель.

— Я догадался, что это предложение вам вряд ли понравится. Поэтому прихватил вот это, — он достал кипу бумаг и с хлопком опустил её на стол. — Думаю, вы догадались, что это. Фиксация поступления всех нечистых денег, даже наличными. Да, я постарался. — Зубы выглянули из-под довольной улыбки, которую так и хотелось расширить ножом. — Это лишь одни из копий. В том случае, если вы, мой многоуважаемый бывший босс, не согласитесь передать компанию мне, я буду вынужден обнародовать все ваши грехи, потому что вы того заслуживаете. У вас два выбора: либо упереться как баран и отказаться, что приведёт к падению вашего авторитета, либо подписать договор и очистить свою совесть, ведь вы передадите компанию в правильные руки. Решать только вам.

Решать только вам…

Коньяк покрыл голову густым туманом, но внезапная злость рассеяла его и отрезвила рассудок. Рома чувствовал тряску в ногах, хоть та и оставалась под контролем. Чувствовал, как начинают дрожать руки, как на кисти кто-то цепляет крепкие наручники страха. С каждой секундой самообладание покидал его, уходя к Жене. К лицу приливала кровь, а удары сердца мощными стуками били по горлу, прогоняя всякое спокойствие. Казалось, кости налились свинцом — и свинцом горячим, обжигающим кожу. Будто пытающимся вырваться наружу.

— Вы волнуетесь, — улыбка стала ещё шире. — Вам не удаётся скрывать это, потому что знаете, что не правы. Правда на моей стороне. Бог на моей стороне. Обманутые вами люди на моей стороне. И все, у кого есть хоть частичка совести, тоже на моей стороне. Добро всегда побеждает зло, потому что добру помогает Бог.

— Знаешь что? — Рома взял бутылку коньяка и начал выливать всё на документы. — Нахер твоего бога! Нахер твою Аню и твои грёбанные амбиции! Иди в церковь со своей добротой и рассказывай сказки там, но не в моём кабинете! — Он с силой опустил бутылку на стол и толкнул кипу бумаг к Жене. — Можешь подавиться этим, но я ничего не подпишу. Я выпутаюсь из любой передряги. Тем более у меня есть имя, репутация, а твоим сплетням никто не поверит. Так что валяй! Давай! Иди смело трепаться обо мне, пока я буду срать на твоё мнение! Ты был хорошим помощником. Да мать твою, я готовил из тебя приемника! Но ты… — Рома глубоко вдохнул, сжав горящие кулаки. — Ты, подонок, решил захватить трон. Мой трон. И я тебе этого не позволю. Ты даже не представляешь, на что я способен.

— Как раз-таки представляю, мистер Я-Трахаю-Секретарш-На-Работе. — Женя вытащил распечатанные фотографии и положил на стол. — Полюбуйтесь.

Перед Ромой лежали три снимка. Чертовски качественных снимка. На первом был изображён он сам в тот момент, когда к его губам прильнула Мария. На снимке чётко просматривались соединённые в поцелуе губы. На втором Рома схватил Марию за колено, заставив её согнуть ногу перед тем, как упасть на стол. Её бедро сводило с ума даже на фотографии, и только сейчас, смотря на неё, Рома заметил, что уже тогда Мария сжимала его пах. Её кисть выглядела напряжённой, ведь пальцы схватили сквозь ткань брюк нечто очень твёрдое, всё растущее и растущее. На третьем снимке оба они лежали на столе: Рома — на спине, Мария — на четвереньках, склонившись над боссом. Его руки сжимали внушительных размеров ягодицы, пока сама она страстно целовала того, по кому так неровно билось её сердце.

Снимка, на котором Рома всё остановил, не было.