Нет, он не мог её потерять. Не мог её отдать, просто не мог. Это всё равно что оторвать часть собственного сердца и выкинуть, оставшись здесь истекать кровью. Рома зависел от неё. Рома любил её. Рома видел в ней способ стать лучше, видел в ней своего спутника по жизни и не верил, что когда-нибудь найдёт подобного человека.
Нет, он не мог её потерять. Иначе погибнет сам.
Но он не мог потерять и компанию.
Это было его творение, его труд. Настя прошла с ним весь путь, когда стартапы один за другим не удавались и обрушивались прахом. «
Компания и Настя…
Настя и Компания…
— У вас осталась минута, Роман Алексеевич. Если вы не успеете за это время принять решение, я отправлю фотографии Анастасии. Смею предположить, она будет в восторге.
Я смогу ей всё объяснить, подумал Рома. Я скажу правду, не буду лгать. Да, в начале подался, но это физиология. Так поступил бы любой мужчина, если б его член начала трогать безумно сексуальная секретарша. Да, он прижал её к себе и упал с ней на стол, сжав ягодицы. Да, он отвечал на движения её губ и сам пускал язык ей в рот, пока женская ладонь давила на пах. Но он остановился — и это правда. Ничто ему не мешало снять этот чёртов свитер, юбку и прямо на столе трахнуть эту суку, у которой в голове была совсем не любовь, и даже не похоть. Он остановился, потому что любил Настю. Взял себя в руки и сжал запястья Марии, остановив её. И, быть может, если Рома расскажет Насте, как всё было на самом деле, то она поверит ему, ведь вспомнит, каким возбуждённым он приехал за ней на машине.
Да, всплывёт то, что он её слегка обманул, сказав, что они с Марией не поцеловались, но главная правда останется правдой — измены не было, любовь продолжала жить.
Но эти снимки… Они останутся в памяти Насти на долгие годы, какие бы оправдания Рома ни говорил. В таком случае трещина в отношениях будет неизбежной как раскат грома после молнии.
— У вас осталось десять секунд, после чего я обрадую вашу любимую. Уже восемь. Часики тикают, босс.
Рома встал из-за стола и направился к комоду, находящемуся у противоположной стены. Пока за спиной отсчитывал счётчик, он взял стоявший на комоде стеклянный кувшин с водой.
— Время кончилось. Вы приняли решение?
— Да, — Рома возвращался к столу не спеша, шагом. — Ты, Женечка, смог обхитрить меня и прижать как мышку. Но в одном ты просчитался, дружище. Это мой кабинет, и ключи от него только у меня. А это значит, что ты не выберешься отсюда, пока я того не захочу.
Рома подошёл к Жене и навис над стулом, с кувшином в руке.
— Но я могу отправить фотографии по интернету. Никакая дверь мне не помешает. Ничто не помешает.
— А вот здесь ты ошибся.
И со всей силы Рома ударил по его голове кувшином. Раздался звон бьющегося стекла, и тут же осколки градом полетели на пол. Рома продолжал держать в руке оставшуюся целой ручку и видел, как начинает вытекать кровь из светлых волос подчинённого.
— Что… — Женя попытался повернуться, и у него бы получилось, если бы не прилетевший в лицо кулак. Что-то резко хрустнуло, и весь мир разом погрузился во мрак.
Рома сидел в кресле и смотрел на тело одного из своих сотрудников.
Одного из своих бывших сотрудников. Рома бы уволил этого подонка, но беда нашего мира заключается в том, что мёртвых не увольняют.
Пульс решил умолкнуть сразу после удара в нос, кость которого вошла прямо в мозг.
Женя развалился на полу, будто решил прилечь и немножечко поспать. Со стороны могло даже показаться, что это действительно так (ничего удивительного, человек просто устал), но если кто-то бы подошёл чуть ближе, то сразу увидел кровавые, ещё блестящие потёки на коже, окутавшие нижнюю половину лица. Роме не пришлось закрывать глаза — они закрылись сами. Рот остался неприкрытым, замершим на полуслове, которое уже никто никогда не узнает. Из-под затылка до сих пор продолжала вытекать вязкой субстанцией кровь, и вытекать она будет ещё долго, ведь люди — это охренеть какие большие мешки с кровью. Порой сам поражаешься, как же её много в тебе умещается.
Рома достал виски и, открыв бутылку, прильнул к горлышку.
Перед ним лежал труп — ещё тёплый и неостывший.